Джесси Бёртон - Миниатюрист

– А тому, кто живет здесь?

– Ни разу не видел, чтобы кто-то сюда входил или выходил отсюда. Иногда какой-то парень, англичанин, забирает посылки, оставленные на пороге.

Нелла снова отступает на пару шагов и задирает голову. В одном окне что-то мелькнуло… нет, это всего лишь отражение женщины в доме напротив, выбивающей коврик.

– Наверняка скоро появится бургомистр и прикажет взломать дверь. Нечего стоять пустым домам.

Нелла хватается за косяк.

– Не надо о бургомистре, – в ее просьбе звучит мольба. От таких слов – бургомистр, суд – ее бросает в дрожь. Это как если бы тайны ее личной жизни вдруг вздумали выставить на общее обозрение. Ей тут же захотелось спрятать их получше, хоть иногда и подмывает с кем-то поделиться. Вдруг вспомнились слова Марин, как по приказу суда людей топят за преступления, которые она не пожелала обсуждать. Суд и бургомистр олицетворяют собой контроль и власть, их можно сравнить с пастором Пелликорном.

– Вы не понаблюдаете за этим домом? – попросила она. – Я вернусь и заплачу вам один гульден.

Он кивает, почувствовав в голосе волнение.

– Зачем это вам нужно?

Нелла смотрит ему в глаза.

– Не знаю. Нужно, и всё.

Она покидает Калверстраат в смущении и гневе, уверенная в том, что в доме под знаком солнца кто-то живет. Что-то почувствовав затылком, она оборачивается – никого. Она ждет не дождется встречи с мужем. Йохан излучает понимание и здравый смысл – может, поэтому его чело нередко омрачает печать грусти. Она приближается к верфи. Запахло морем, вдали показались мачты больших кораблей. Ей хочется увидеть мужа за работой, чтобы наконец понять, чем он занимается. Она расскажет ему про миниатюриста и что-то обязательно услышит в ответ. Может, он потребует ареста чудо-мастера за то, что тот за ней шпионил? Почему бы и нет! Разве Йохан не захочет узнать, кто изготовил миниатюрные копии его любимых собак и прислал их в его дом?

Она проходит под главной аркой, ведущей к зданию Ост-Индской компании. А рядом расположен арсенал, откуда доносится бренчание сортируемых щитов и кирас. Это самое сердце города, если не всей республики. Нелла останавливается, прислушивается. Когда-то отец говорил, что в Амстердаме сосредоточено больше половины военного бюджета страны. Никакому другому городу такое богатство и не снилось. В словах провинциала звучали сомнения, легкая тоска и благоговейный трепет.

Она идет по периметру двора, испытывая головокружение от узора кирпичной кладки. Двое мужчин, завидев ее, отвешивают низкие поклоны. Нелла отвечает книксеном. Они смотрят на нее с любопытством. Женщины сюда редко заглядывают, преимущественно ночью, когда волосы у них пахнут ванильным мускусом.

– Мне нужен Йохан Брандт, – говорит она.

Один из мужчин ухмыляется.

– Пройдете еще одну арку и в конце двора, слева, увидите дверь.

– Благодарю.

Она чувствует спиной, что они глядят ей вслед. Остановившись перед нужной дверью, она стучит и входит, не дождавшись ответа.

В комнатке, склонившись над столом, сидит клерк, а за его спиной на полках аккуратными стопками сложены манускрипты. Горят свечи – естественного света маловато. Перо скрипит по бумаге, точно когти зверя по коре. Чувствуется солоноватый морской запах, которым пропитались скудная мебель и сами стены, отсюда такая сырость. Из-за приоткрытой двери доносится грубоватый голос:

– Лукас Эрвин, ты меня слушаешь?

Человек, которого назвали Лукасом, переводит взгляд на нее. Его лоб усыпан красными угрями.

– Да, господин, – откликается он.

– Я жена Йохана Брандта, – говорит Нелла.

– Правда, что ли? – В глазах клерка промелькнула нескрываемая тревога.

– Да. Он здесь?

Лукас мнется.

– Да кто его знает. – Он отводит взгляд и как будто колеблется. – Пойдемте, – говорит он, приняв решение.

Нелла поднимается следом за ним по лестнице на третий этаж, и по длинному коридору они идут к большой дубовой двери. Но тут их перехватывает другой клерк.

– Элберт, – обращается к нему Лукас.

– Чего тебе здесь надо?

Нелла переводит взгляд с одного на другого. Они явно родные братья, удивительно похожи, разве что Лукас субтильнее и темнее, а Элберт ростом повыше, зато рот, нос и настороженные голубые глаза выдают их несомненное родство.

– Это жена Йохана, – сообщает брату Лукас.

Элберт смотрит на нее с прищуром, отчего Нелле становится не по себе. Братья явно напряжены, и это напряжение передается ей.

– Я пришла к мужу, – говорит она.

– Понятно. – Элберт косится на брата. – К сожалению, его нет. Он ушел час назад.

– Ушел? – удивляется Лукас.

– Да. А сейчас, с вашего позволения…

– Куда? Куда он ушел? – спрашивает Нелла.

– На склады.

– На склады? – тупо повторяет Лукас. Он словно выплевывает слова, и Нелла чувствует прилив неприязни. От его рубашки попахивает чем-то таким, что едва не заставило ее отшатнуться в ту ночь, когда она стояла босиком под дверью Йохана. А еще вспомнилась Марин нынешним утром, распущенные волосы и растекающееся кофейное пятно на скатерти. И ей кажется, что в ней самой тоже что-то опрокинулось.

– Я туда войду, – говорит она, показывая на дверь в конце коридора.

– Нет, – качает головой Элберт. – Это личный кабинет. Женщинам туда нельзя.

– Да пусть посмотрит, где он работает, – говорит Лукас, стряхивая что-то с лацкана.

– Лукас! – выговаривает ему брат. – Я сказал «нельзя».

– Я его жена. Я требую, чтобы меня пропустили.

– Простите, но я не могу.

Элберт кладет руку ей на плечо, но она ныряет под нее и бежит дальше по коридору, слыша топот за спиной.

– Да ладно! – кричит брату Лукас. – Пусть посмотрит, какое тебе дело.

Ага, поймает он ее, как же! Она уже рванула на себя дверь и вошла внутрь.

– Не смотрите! – успевает выкрикнуть Элберт.

Имя мужа застревает у нее в горле – первый слог успел сорваться шепотом с губ, а второй так и остался во рту, рассыпался, точно прах. Ее муж, Йохан, лежит на кушетке совершенно голый, а над его промежностью склонилась голова в темных кудрях, которая, кажется, приросла к лежащему телу. Приглядевшись, Нелла понимает, что голова двигается вверх-вниз на… на причинном месте ее мужа… и в скудном октябрьском свете кожа выглядит сероватой.

Йохан чуть привстал… голова тоже приподнялась… это Джек Филипс, бледный, застывший, с комически разинутым ртом над… над этим … но через секунду он вскакивает на ноги и стоит так, голый, привлекая к себе общее внимание, а по его веснушчатому горлу стекает струйка пота.

У Йохана округлились глаза, он даже забыл прикрыть срамное место. Он задвигался, словно под водой, преодолевая сопротивление среды, ему как будто не хватает воздуха. Его… штуковина… торчит, как мачта, такая мясистая и влажно-блестящая. Он чем-то напоминает куртизанку, раскинувшуюся в своем будуаре… загорелый, с волосатой грудью.