Тьерри Коэн - История моего безумия

Кайл Робинсон не собирался сдаваться.

– Вы ездили в Кэндлвуд-Лейк?

– Никогда там не бывал.

Поведение Эдвардса выглядело как минимум глупым. Вранье разоблачало его, и он не мог этого не понимать, но продолжал упорствовать, давая нелепые ответы.

– Я еще раз объясню вам ситуацию, – мысленно чертыхнувшись, сказал полицейский. – Мы считаем, что вы много месяцев преследовали Сандерсона, мстя за соблазнение жены. Мы также полагаем, что вы ответственны за смерть Денниса Саймона и исчезновение Карлы Анчелотти. Мы уверены, что вы ездили в Кэндлвуд-Лейк, чтобы познакомиться с Сандерсоном, сошлись с ним, пригласили на ужин и убили.

– Отличный сценарий. Попробуйте предложить его какому-нибудь романисту или кинорежиссеру.

Робинсон сделал знак одному из сотрудников, чтобы тот сменил его, и вышел из допросной.

Инспектор хотел позвонить дочери и бывшей жене писателя и сообщить, что дело раскрыто, но решил не торопиться. Он скажет, что подозреваемый задержан и они надеются расколоть его в ближайшие часы.

День 32-й

Дана и Мэйан стояли в коридоре, у особого «хитрого» зеркала, и следили за допросом. Джим Эдвардс явно не собирался сознаваться и держался с омерзительным высокомерием.

– У меня есть доказательства, что вы были с Сэмюэлем Сандерсоном в вечер его исчезновения, – сказал Робинсон.

Эдвардс и глазом не моргнул.

– Мы сравнили вашу ДНК с образцами, найденными в доме, где Сандерсон провел последний вечер, и получили полное совпадение. Значит, именно вы были тем рыбаком, с которым он познакомился в Кэндлвуд-Лейке, вы же пригласили его на ужин.

Ни один мускул не дрогнул на лице подозреваемого.

– Будете отвечать? – спросил Робинсон.

– Я не помню.

– Не помните?! – взорвался полицейский, стукнув кулаком по столу.

Сидевший напротив него человек поднял глаза и кивнул:

– Именно так.

– Зачем вы так тупо отрицаете факты? Хотите кого-то защитить?

Эдвардс не отреагировал.

– Слушайте внимательно, профессор: у меня достаточно улик, чтобы засадить вас в тюрьму до конца дней. Начинайте сотрудничать, и суд это учтет.

– Я ничего не помню.

Робинсон вышел в коридор.

– Почему он так себя ведет? – спросила Дана.

– Я и сам не понимаю. Линию защиты Эдвардс выбрал наиглупейшую, что-то не сходится.

– То есть?

– Возможно, он покрывает сообщника, – пробормотал инспектор, размышляя вслух.

– Сообщника?

– Я не уверен, это не соответствует психологическому профилю. Подобные ему люди – одиночки. Но иного объяснения я не вижу.

Он налил себе воды из кулера, выпил жадными глотками, и тут его осенило.

– Или…

– Что – или, говорите же, не терзайте нас! – воскликнула Дана.

Робинсону не слишком хотелось делиться догадкой, чтобы не подавать несчастным женщинам ложной надежды, но отступать было поздно.

– Или он тянет время, потому что… ваш отец еще жив.

– Вы думаете, что…

– Это не более чем предположение. Мы приперли Эдвардса к стенке, но он упорствует, значит, либо что-то скрывает, либо тянет время.

– Чтобы сообщник успел ликвидировать папу? – с ужасом в голосе спросила Мэйан.

– Или мог избавиться от тела, если Сэмюэль уже мертв? – продолжила Дана.

– Он психопат, так что в сообщника я не очень верю.

– У вас есть другие мысли, инспектор? Прошу, ничего от нас не скрывайте!

– Хорошо, я скажу, но вы должны пообещать, что отнесетесь к моим словам как к предположению… Возможно, Эдвардс где-то держит вашего отца, не исключено, что он решил дать ему умереть.

– От голода? – ужаснулась Мэйан.

– Это бредовая идея, – не согласилась Дана. – Если негодяй не убил Сэмюэля сразу, зачем желать ему смерти сейчас?

– Понятия не имею. Скорее всего, следует сложившейся в голове схеме: он, и только он, должен решить, где и когда умрет ваш бывший муж. Мы его арестовали, чтобы он не успел осуществить свой план. Если у пленника нет еды, Эдвардс может убить его своим молчанием.

Робинсон заметил надежду во взгляде девушки и пожалел, что был слишком откровенен.

– Предпочитаю, чтобы вы готовились к худшему, – сказал он, чувствуя себя виноватым.

День 38-й

Дана и Мэйан примчались в участок.

– Он наконец заговорил? – с порога, не успев поздороваться, спросила Мэйан.

– Да… И мне нужно сообщить вам…

Женщины переглянулись. Обе подумали об ужасной новости, которую им предстояло услышать, и попытались собраться, хоть как-то подготовиться, чтобы не впасть в истерику.

– Он его убил? – Голос Мэйан дрожал.

Инспектор кивнул.

Ну вот… теперь они знают – и небо не упало на землю. Мэйан не разрыдалась. Не лишилась чувств. У нее еще будет время – вся жизнь, – чтобы горевать.

Робинсон попытался утешить девушку.

– Если верить Эдвардсу… ваш отец не страдал…

Мэйан судорожно вздохнула, подумав: «Ему было страшно, но хотя бы не больно…»

Дана была на грани слез, но старалась держаться, видя, как мужественно ведет себя дочь.

– Где тело?

– Говорит, что зарыл в лесу. Проблема в том, что он якобы не помнит где. Мы сейчас же начнем поиски и воспроизведем обстоятельства преступления на месте.

Мэйан сжала руку матери, кивнула Робинсону, и они покинули участок, чтобы остаться наедине со своим горем.

День 48-й

Полицейская операция ничего не дала: собаки не взяли след, подозреваемый вполне убедительно описал, как убил Сандерсона, но все еще темнил насчет места захоронения. Твердил, как заведенный:

– Не знаю. Я положил тело в багажник и поехал в лес.

– Мы не нашли следов крови в машине.

– Труп был завернут в брезент.

Последнее утверждение походило на правду: они обнаружили в багажнике волосы жертвы.

День 50-й

– По-прежнему ничего! – доложил Родригез, входя в кабинет шефа.

Робинсон сокрушенно покачал головой.

– Эдвардс над нами издевается! Я уверен, что он врет. Мерзавец прекрасно знает, где тело, и водит нас за нос.

– Патрон, с вами хочет поговорить Мэйан Сандерсон, – сообщил присоединившийся к ним член опергруппы.

Робинсон вышел к девушке. Она выглядела осунувшейся и ужасно усталой. Торжествующая молодость уступила место бесконечной печали: так выглядят зрелые женщины, познавшие горечь утраты. Инспектор предложил ей сесть и налил кофе.

– Думаю, мой отец жив, – без лишних предисловий заявила она.

– Объясните.

– Если я скажу, что чувствую это, вы сочтете меня сумасшедшей, но я именно чувствую.

Робинсон остался невозмутимым. Он часто слышал подобные бессвязные речи. Убийство – вещь настолько жестокая, что близкие жертв часто прячутся от правды в параллельном мире. Смерть перечеркивает логику, на которой строится их жизнь, и открывает дверь в иную реальность.