Амели Нотомб - Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)

А ты, думаешь, другая? Ты тоже труба, которая появилась на свет из другой трубы. В последнее время ты зазналась, так как несколько поумнела и даже научилась думать. Быть может, эти мерзкие пасти так пугают тебя, потому что ты видишь в них собственное отражение? Не забывай, что ты сама труба и уйдешь из жизни тоже трубой, и тебе от этого никуда не деться.

Я приказываю замолчать голосу, который бормочет все эти гадости. Вот уже две недели ровно в полдень я прихожу на пруд, чтобы кормить карпов, и не только не привыкла к этой мерзкой процедуре, но переношу ее все хуже и хуже. Я-то думала, что это глупое жеманство или каприз, а если это не так? Если это – важное послание? Тогда нужно не прятаться от этого голоса, а послушать его, чтобы понять, что он хочет сказать. Пусть говорит!

Смотри же! Смотри хорошенько! Это жизнь! Перед тобой самая обыкновенная жизнь: слизистая оболочка, внутренности и бездонная дыра, которая требует наполнения. Жизнь – это и есть труба, которая глотает, глотает, но никогда не насыщается.

Я стою на самом краю пруда. И со страхом смотрю на свои ноги, которые подкашиваются от слабости. Поднимаю глаза от воды и смотрю на сад, где еще недавно чувствовала себя со всех сторон защищенной, как в драгоценной шкатулке. Но мой сад дышит смертью.

Что же ты выбираешь: жизнь и неустанно заглатывающих жратву карпов или смерть и обреченный на медленное загнивание мир цветов и деревьев? От чего тебя меньше мутит?

Все мысли уходят. Меня бьет дрожь. Опускаю глаза к ненавистным мордам. Мне холодно. Меня покачивает. Ноги как ватные. Я больше не сопротивляюсь. Злые чары победили, я уступаю и лечу в пруд.

Головой я сильно ударяюсь о каменное дно. Но ощущение боли почти сразу проходит. Я не чувствую своего тела, и оно независимо от меня вытягивается в горизонтальном положении примерно в метре от поверхности воды. Я лежу не двигаясь. Вокруг меня – полное спокойствие. Мой страх растаял. Мне очень хорошо.

Вот странно! Когда я по-настоящему тонула, все во мне яростно сопротивлялось и я жаждала спастись. На сей раз – ничего похожего. Ведь я сама так решила. Я даже не чувствую, что мне не хватает воздуха.

Наслаждаясь восхитительным покоем, я любуюсь небом, просвечивающим сквозь воду. Солнечный свет нигде не кажется таким прекрасным, как под водой. Я это уже заметила, когда тонула в первый раз.

Мне хорошо. Никогда еще мне не было так хорошо. И мне нравится мир, на который я смотрю сквозь воду. Вода проглотила меня легко и незаметно, и вокруг – ни малейшей ряби. Вспугнутые моим вторжением карпы сбились в углу и замерли в тревожном ожидании. Пруд застыл, как мертвая вода, и сквозь водяной пласт, словно это огромный монокль, я разглядываю свой сад. В этот миг я смотрю только на бамбук: для меня это самое красивое дерево в мире. Сквозь метровую толщу воды бамбук кажется еще прекрасней.

Я счастлива и улыбаюсь.

Вдруг какая-то тень заслоняет от меня бамбук: я различаю хрупкий силуэт, который склоняется над водой. У меня мелькает мысль: только бы не начали меня спасать. Даже с собой покончить не дадут спокойно.

Но нет. Сквозь призму воды я постепенно различаю черты человека, который склонился над прудом. Это Касима-сан. Я уже не боюсь, что меня будут спасать. Касима-сан – настоящая японка старых правил, к тому же она меня терпеть не может: этого вполне достаточно, чтобы не протянуть мне руку помощи.

Так и есть. Тонкое и красивое лицо Касимы-сан совершенно бесстрастно. Не двигаясь с места, она смотрит мне в глаза. Видит ли она, что мне хорошо? Не знаю. Попробуй угадай, что думает японка, воспитанная в старых правилах.

Одно только ясно: эта женщина не спасет меня от смерти.

На полпути между садом и небытием я про себя обращаюсь к ней:

«Я знала, что рано или поздно мы с тобой обязательно поладим, Касима-сан. Теперь все хорошо. Когда я тонула в море и видела людей на пляже, которые спокойно смотрели, как я погибаю, мне это казалось ужасным. Теперь благодаря тебе я их понимаю. Они смотрели на меня так же спокойно, как и ты. Они не хотели нарушать порядок вещей, по которому мне суждено погибнуть в воде. Они знали, что спасать меня бесполезно. Кому суждено утонуть, все равно утонет. И вот подтверждение: в тот раз мама вытащила меня из воды, но я опять тону».

Что это? Мне чудится, что Касима-сан улыбается.

«Ты правильно делаешь, что улыбаешься. Надо радоваться, когда свершается чья-то судьба. Я рада, что мне не придется больше кормить карпов и я уже никогда не покину Японию».

Теперь я вижу ясно: Касима-сан улыбается. Наконец-то она улыбается мне! Затем она поворачивается и спокойно уходит. Я остаюсь наедине со смертью.

Я наверняка знаю, что Касима-сан никому не скажет, что я тону. Я знаю.

Умереть, оказывается, не так-то легко. Я уже целую вечность нахожусь под водой и все еще жива. Я снова возвращаюсь мыслями к Касиме-сан. До чего же удивительное лицо бывает у человека, когда он смотрит, как вы погибаете, и даже не пытается вас спасти. Ведь чтобы спасти от смерти трехлетнего ребенка, достаточно всего лишь протянуть руку. Но если бы так поступила эта женщина, она не была бы Касимой-сан.

Зато теперь мне уже никогда не придется бояться смерти.

Это произошло в 1945 году, на юге Японии, на острове Окинава. Что именно произошло? Я даже не знаю, как это назвать.

Только что была объявлена капитуляция. Жители Окинавы знали, что война проиграна, что американцы уже высадились на их землю и вот-вот оккупируют весь остров. Они слышали, что им приказано сложить оружие.

Больше они не знали ничего. Местные власти запугивали, что если придут американцы, то перебьют всех японцев, и жители острова верили этим угрозам. Увидев белых солдат, они начали отступать. Враг победоносно шествовал по их земле, а они всё отступали и отступали. В конце концов они отступили к самому дальнему краю острова, который заканчивался длинным скалистым мысом, круто обрывавшимся над морем. Отступавшие не сомневались, что их ждет смерть от рук врага, и многие из них не раздумывая бросались в море.

Скалистый берег был очень высок, а море внизу было утыкано острыми рифами. Ни один человек не выжил. Когда сюда пришли американцы, их ужаснуло открывшееся перед ними зрелище.

В 1989 году я поехала посмотреть на этот мыс. Ни таблички, ни единого знака, который напоминал бы о том, что здесь произошло. В течение нескольких часов здесь покончили с собой тысячи людей, но никто не счел нужным хоть как-то отметить это место. Море поглотило тела, разбившиеся о скалы. Смерть, обретенная в воде, считается в Японии куда более обычным делом, чем харакири.

Когда я стояла на этом мысе, я пыталась понять тех, кто обрек здесь себя на коллективное самоубийство. Возможно, многие из них бросались в море, так как страшились пыток. А быть может, сама сказочная красота этого места подвигла людей на этот отчаянный шаг, который казался им актом наивысшего патриотизма.