Аньес Ледиг - Мари в вышине

Во всяком случае, после Розы-Лины и ее ответа, сработавшего как гильотина, я примирился с неизбежным. С какой стати мне надеяться найти достойную девушку, если я родился в грязи, человеческой и материальной?

Итак, кто в моем вкусе?

Маленькая, крепкая, умная, храбрая, чувствительная.

Мари.

Я действительно полный идиот. Думаю, я потерял все шансы еще раз ее увидеть, когда набросился на нее. И она права. Я ее не стою, даже если речь идет просто об ужине. Это невыносимое ожидание не дает мне заснуть уже три дня. Потому что я раздумываю, подсчитываю, пережевываю, представляю себе, надеюсь, отчаиваюсь, цепляюсь, брежу, принимаю душ, рисую. Мне даже кажется, что этой ночью я молился. Последняя надежда отчаявшегося!

Это и есть любовь? Настоящая, я хочу сказать. Та, которая творит прекрасные пары на долгие времена. Спасибо, дорогие родители, этому вы меня не научили. Мадлен дала мне любовь, любовь к ребенку, но ее саму я никогда не видел влюбленной. Поэтому кручусь как могу со своими мигрирующими нейронами, бунтующими мужскими гормонами, которые приходится усмирять холодным душем, и полным разбродом чувств. Я разберусь с ними по мере сил. Если я сумел самостоятельно научиться рисовать и играть на пианино, сумею научиться и любви.

В свое время я уже начал, но с плотского аспекта: взял в районной библиотеке в Тулузе все книги по теме женской сексуальности. Если у тебя нет машины, это еще не повод не учиться водить. Пусть у меня мало надежды встретить женщину своей жизни, тем более нельзя опростоволоситься, если чудо все-таки свершится. Некоторые мои коллеги смотрят порнофильмы по ночам, если дежурство выдалось спокойное и совсем скучное. Меня от этого мутит. Полное впечатление, что ты в мясной лавке, где на полках разложены куски мяса, а когда его переворачивают, слышно «плюх! плюх!». Это те же сослуживцы, которым я скрепя сердце спас карьеру, когда застал их в фургончике в тот самый момент, когда толстяк Дюрье собирался засунуть свой стоящий член между ног бедной девчонки, которая отбивалась, как могла, а другой тем временем удерживал ее распластанной на сиденье.

– Да ладно вам, лейтенант, она же шлюха, привыкла раздвигать ляжки, с нее не убудет. Лучше попользуйтесь разок. Хоть расслабитесь.

– Она шлюха, когда решает быть шлюхой. На данный момент она такая же женщина, как и любая другая. Убери от нее свои грязные лапы, а ты натяни штаны, иначе я прострелю тебе яйца. Вот это меня расслабит. В любом случае ничего лучшего ты не стоишь.

Еще секунд тридцать, и они вытащили бы чеку из той же гранаты, что и в кабинете физики, когда я был подростком. Только мысль об их детях помешала мне дать делу ход. Мало того, что отцы им достались полные недоумки, а тут и жить станет не на что. А вышеупомянутую девицу я отпустил на все четыре стороны, вручив ей стаканчик бодрящего кофе из автомата, координаты Анни, моей коллеги, которая специализируется на помощи женщинам, попавшим в скверные обстоятельства, и адрес приюта.

Я неприятен в общении, но я не сволочь. Тем более в отношении женщин. Если б я не вмешался, меня б это преследовало всю жизнь. Может, потому, что я слышал за перегородкой, как мать кричала отцу, чтобы он отстал, потому что она не хочет, а потом видел, как она плачет в ванной, после того как затихало его громкое поросячье сопение.

Мы слеплены из того, что нам довелось пережить, – и повторяем это или пытаемся изгнать.

Нет уж, я, готовясь к чуду, предпочитаю книги. Их приятно листать, особенно старые индийские по Камасутре. Надо полагать, что библиотекарша, которая их выдавала, решила проверить, действительно ли я все усвоил, потому что однажды она вернула мою абонементную карточку с приклеенным листочком, на котором был записан номер ее телефона. Таким образом я перешел к практическим занятиям. Похоже, курс был неплохо усвоен, потому что она попросила повторения пройденного. Но она начала ко мне привязываться. И я больше ни разу не появился в библиотеке. Купил пару книжек во «Фнаке» [12]. Этого хватило. В любом случае, я уже все прочел. А память у меня хорошая.

Доказательство – моя соседка сверху: я все помнил. И она тоже попросила повторить. И тоже привязалась.

Я не хочу, чтобы женщина ко мне привязывалась. Она рискует остаться несчастной, как Мадлен. Но ведь чтобы пара просуществовала долго, нужно хоть немного привязаться, верно?

По субботам Мари торгует на рынке в Фуа.

Откуда я это знаю? Я коп или кто?!

И тут я заколебался. Поехать поглядеть на нее тайком, чтобы мне еще поплохело? Или получшело?

Поискать другой способ выплаты контрибуций, кроме как цветами?

Но какой?

Плюнуть и сделать вид, что ее не существует?

Опять-таки, я не знаю как.

Я осторожно продвигаюсь, отыскивая ее прилавок. Народу много, погода хорошая, это поможет мне остаться незамеченным.

Она была там, в конце улицы. Прислонившись к стене углового дома, я уставился на нее. Она грациозна в каждом своем движении. Даже когда выдает сдачу. Грациозна и улыбчива. Когда я вспоминаю о неповоротливой толстухе с волосками на подбородке, которую представлял себе, впервые появившись на ферме…

Люди наверняка начинают задаваться вопросом, что я тут делаю уже больше часа, почему стою, подпирая фасад и глядя в одном направлении. Но я могу смотреть на нее бесконечно. Кто-то, наверно, задал тот же вопрос городской полиции – с чего я тут торчу уже битый час, – потому что они подошли ко мне. Моего удостоверения было достаточно, чтобы они развернулись и отбыли без лишних вопросов. Катитесь отсюда, у меня серьезное дело – вот что они прочли в моих мыслях. Ну и что? Это же правда!

Так-то оно так, но рынок подходит к концу, я должен что-то предпринять, не могу же я просто позволить ей уехать. Во всяком случае, не попытавшись хоть что-то ей сказать. Она не желает отвечать – за чем же дело стало, я все возьму на себя.

Встать на колени перед ее прилавком посреди всех зевак? Ну, до такого я еще не дошел, стыда в своей жизни я уже нахлебался. А поскольку я отчаянный трус – еще одно из моих больших достоинств, – я к ней не подойду. Перехожу улицу, решив следовать дорогой цветов.

– Здравствуйте, месье, о, столько роз я сейчас не наберу, если вы хотите букет, как в прошлый раз!

Она очень горда собой, эта цветочница, и улыбается из-за прилавка, радуясь последнему замечанию. Еще бы она меня не помнила! Одним букетом я переплюнул всю ее дневную выручку!

– Одной-единственной будет достаточно. Красной. С маленькой карточкой для записки.

– Хмм… Ей повезло!

– Это для мужчины!

На ее лице медовая коммерческая улыбка сменяется неуверенной гримасой отвращения. Я не удержался. Куда она лезет? Это ведь мое дело, верно?! Нервный смешок вырывается из ее горла, когда я говорю ей, что шучу. Она хоть успокаивается. Как смешны эти люди – делают вид, что совершенно не гомофобы, но лишены малейшего актерского дарования. Ну да, стоит сделать шаг в сторону, и все от вас шарахаются.