Аньес Ледиг - Мари в вышине

– А куда я денусь вместе с коровами?! И наденьте какое-нибудь старье, если приедете в момент дойки.

Очень смешно.

– Вы не представились.

– Лейтенант Оливье Деломбр.

Она на меня даже не глядит и продолжает заниматься своим делом, будто меня здесь уже нет. Красивая, но строптивая.

Направляясь через двор к подчиненным, на ходу стягиваю с себя мокрую майку и бросаю ее в багажник. Что поделать, поеду с голым торсом.

Напарник бросает на меня короткий взгляд.

– Ну и характер, верно?!

Это мы уже слышали…

Готье тип нейтральный. Нельзя сказать, что неприятный, но и не самый заводной. Он делает свою работу. Скорее успешно, судя по записям его начальства. Он маленький, субтильный, с очень короткими волосами, если не считать пряди спереди, которую он каждое утро ставит по стойке «смирно». Как Тинтин [2]. Если бы он не вызывал симпатию, я бы считал его смешным.

Я человек в основе своей двоичный. Черное или белое. Виновен или невиновен. Добрый или злой. Красавица или уродина. Поэтому симпатичный тип не может быть смешон. Неприятная женщина не может быть красивой. Принцип классификации довольно ограниченный, но простой в применении.

А вот куда поместить Мари Берже – не знаю. Ноль или единица? Наше первое столкновение заставляет задуматься о цифрах после запятой.

Антуан говорит, что я не такая крестьянка, как другие. Ему пришлось смастерить специальные приводы к педалям трактора, чтобы я могла дотянуться до них не вставая, что, конечно же, куда удобнее. Особенно с сеном, когда целый день не отрываешь задницу от раскаленного сиденья. И потом, мне приходится заказывать рабочие комбинезоны в Интернете, чтобы найти размер XS. Во Франции таких не существует. А в остальном я читаю «Журнал скотовода» и «Сельскохозяйственную Францию», состою на учете в молочном контроле, центре осеменения, в совете по управлению, в разных коммерческих объединениях, которые, набравшись наглости, обирают нашу глубинку, и еще я плачу взносы в ОСВ. Общество сельскохозяйственной взаимопомощи. Страхование здоровья крестьян. По части умения переложить все траты на наши головы им нет равных. Дефицит средств на покрытие страховки? Они такого не знают. Просто каждый из нас должен вложить свой камень в крепостную стену. И мы прилежно латаем дыры в их бюджете, внося дополнительные взносы на медицину, иначе нам возместят какие-то крохи, и вот денежки, отложенные на старость лет, уходят на то, чтобы оплатить в двойном размере какую-нибудь операцию на бедре, хотя их хватило бы на пятьдесят лет аренды трактора. ОСВ? Общество СверхВымогательства, вот что это такое!

Так что ворчу я, как и все прочие.

Нет, Антуан говорит, что я другая, потому что такой уж уродилась. Я здесь обосновалась не ради принципа, а по естественному влечению души. Как жрица или священник. Иногда, подбив бухгалтерские расчеты и глядя на чистый остаток, я спрашиваю себя, может, я из мистиков или иллюминатов. Но, в сущности, вряд ли я могла бы заниматься чем-то другим.

Антуан большой поклонник «Астерикса». На все времена. Он помнит наизусть все реплики, знает всех персонажей и каждый сюжетный ход. Он утверждает, что, если бы существовал «Астерикс среди коров», я вполне могла бы заменить Обеликса [3]. Только вместо чана с волшебным напитком мне пришлось бы упасть в бидон с молоком. Но у меня не те параметры, что у Обеликса. А у Антуана – в самый раз. Только живот плоский. Вы мне скажете, что Обеликс без живота никакой не Обеликс. А менгиры? [4]Помните про менгиры? Так вот, Антуан легко поднимает стокилограммового теленка. Я бы предпочла, чтобы он сравнил меня с Фальбалой, но не в его духе делать женщинам такие красивые комплименты.

А два дня назад несгибаемая фермерша, каковой я являюсь, также попала на заметку к римлянам.

Терпеть не могу, когда мне мешают во время дойки. Я начинаю путаться и что-нибудь забываю. Так вот, работаю я себе в своем ритме, и вдруг вижу в собственном дворе жандармов во главе с этаким Юлием Цезарем, – весьма неприятный тип, который целится в меня из пистолета, желая срочно выяснить, не гостит ли здесь Жан-Рафаэль. Ну, вернула я ему любезность сторицей. Не будет же он стрелять в меня без всякого повода! При этом я едва не забыла подоить Виолетту. Тогда мне нечего было бы дать ее теленку.

Проблема в том, что они таки обнаружили его у меня в соломе – Жан-Рафаэля, а не теленка. Естественно, у вышеупомянутого типа появились ко мне вопросы. Ну и пусть хоть каждый день сюда катается со своими вопросами. Я не стану обносить ферму колючей проволокой, чтобы воспрепятствовать беглецам греться в моей соломе!

И все же Жан-Рафаэль перешел границы. Все знают, что он не семи пядей во лбу. Но тут его совсем занесло – а все из-за того, что он целыми днями пялится в телевизор, вот и решил взять пример с тех, кто зашибает деньгу одной левой. Но дойти до того, чтобы напасть на кюре, стырить церковную кассу и заявиться на мою ферму! Во-первых, почему на мою?

– Во-первых, почему на вашу ферму?

– Мне-то откуда знать! Может, потому, что ферма стоит в отдалении. А может, потому, что я не сделала ему ничего дурного, в отличие от многих других.

Лейтенант Деломбр объявился на следующий день после задержания, сразу после полудня. Он явно постарался не попасть на время дойки. Был холоден и отстранен. Ремесло копа ему очень подходит. И все же я предложила ему кофе. У нас не принято принимать людей в доме, не предложив им кофе. Он хмурил брови, как будто пребывая в постоянных размышлениях. Не думаю, чтобы это соответствовало действительности. Ему бы расслабиться немного, а то язву заработает.

Мы поговорили о Жан-Рафаэле. Ушло добрых полчаса на то, чтобы описать его и порассуждать о мотивах его поступка. Он парень ничего. Просто бедный брошенный мальчишка, родившийся под несчастливой звездой. Очень рано его как сироту поместили к Монике, в приемную семью. Ограниченный интеллект, этакий Форрест Гамп, только с ногами все в порядке. Возможно, из-за слабоумия его не усыновили и он так и оставался у нее на протяжении долгих лет. Наверно, ему тяжело было видеть, как другие дети уходят один за другим к новым родителям, а его никто не хочет. И сегодня его по-прежнему никто не хочет, за исключением Моники, которая в конце концов полюбила его, как собственного сына.

Не его вина, если у него дворники заедают.

Повзрослев, он остался у Моники. А куда ему было деваться? Диплома нет, в голове две извилины. С трудом выбили ему крошечную пенсию по инвалидности да пристроили деревенским дворником, сунув в руки метлу, чтобы как-то его занять. Естественно, при виде легких денег у него крыша едет. А поскольку в церкви на воскресной службе он всегда устраивается в задних рядах, то корзиночка с пожертвованиями мимо него проплывает довольно полной. Вот он и польстился…