Виктория Хислоп - Остров

– Ох, простите! – выдохнула Мария, подхватывая женщину под руку и помогая ей восстановить равновесие.

Темные глаза-бусинки уставились на Марию.

– Ты будь поосторожнее, вот и все, – огрызнулась женщина, поднимая свою трость. – Кстати, ты кто такая? Я тебя раньше не видела.

– Я Мария Петракис.

– Петракис! – Женщина буквально выплюнула это имя, как будто оно было кислым, как оливка, только что сорванная с дерева. – Я когда-то знавала одну Петракис. Но она уже умерла.

В голосе незнакомки послышалось нескрываемое торжество, и Мария без труда сообразила, что эта старая карга – давний враг ее матери.

Женщины отправились дальше, каждая своей дорогой. Мария поднялась выше по холму к бакалейной лавке, а когда оглянулась, чтобы посмотреть, куда пошла кирия Крусталакис, то увидела, что та стоит в конце улицы возле старого общественного бака с водой и смотрит в ее сторону. Мария быстро отвернулась и вздрогнула.

– Не беспокойся, – произнес за ее спиной чей-то голос. – Она теперь безвредна.

Это оказалась Катерина, которая видела столкновение Марии со старой противницей ее матери.

– Она же просто старая ведьма, которая варится в собственном соку, змея, растерявшая яд.

– Не сомневаюсь, что ты права, но она производит впечатление гадюки, которая еще может укусить, – ответила Мария, чувствуя, как бьется у нее сердце.

– Ой, поверь мне, – не может! Но испортить настроение она умеет, и в отношении тебя это ей явно удалось.

Женщины пошли дальше по улице, и Мария решила, что больше не станет думать о Кристине Крусталакис. Она уже поняла, что большинство жителей Спиналонги принимали свое положение как некую неизбежность и последнее, что им было нужно, так это чтобы кто-то подрывал их душевное равновесие.

Куда более приятной встречей с частицей прошлого ее матери оказалась для Марии встреча с Димитрием Лемониасом. Элпида как-то вечером пригласила их обоих к себе, и каждый из них с некоторым волнением ждал этой встречи.

– Твоя мать была очень добра ко мне, – заговорил Димитрий, как только были разлиты напитки. – Она обращалась со мной как с родным сыном.

– Она и любила тебя как родного сына, – ответила Мария. – В этом все дело.

– Но я себя чувствую в некотором роде виноватым. Я знаю, все считают, что она заболела из-за меня, – неуверенно начал Димитрий. – Но я говорил об этом с доктором Лапакисом, и он думает, такое практически невозможно – чтобы бацилла передалась от меня твоей маме. Симптомы развиваются очень медленно, а потому он предполагает, что мы заразились независимо друг от друга.

– Да я никогда в такое и не верила, – возразила Мария. – Я пришла не для того, чтобы тебя обвинять. Просто подумала, что нам было бы неплохо встретиться. Ты ведь мне почти как брат.

– Это очень благородно с твоей стороны, – ответил Димитрий. – У меня ведь теперь, по сути, никого и не осталось. Родители давно умерли, а братья и сестры никогда не писали мне писем. К тому же они наверняка стыдятся меня, я в этом не сомневаюсь. Видит Бог, я их вполне понимаю.

Несколько часов подряд они говорили об острове, о школе и об Элени. Димитрию здесь повезло. Все то время, пока он жил на острове, ему дарили нежную заботу сначала Элени, а потом Элпида. Первая из них уже имела опыт материнства, а вторая обращалась с Димитрием как с драгоценным даром, потому что ей всегда хотелось иметь детей. Элпида отдавала Димитрию всю любовь и внимание, которое берегла для них, и иногда он буквально тонул в ее привязанности.

Мария была рада обрести здесь нечто вроде сводного брата, и они начали частенько встречаться, чтобы выпить кофе, а то и поужинать вместе. Мария готовила еду, пока Димитрий с энтузиазмом рассказывал о школьных делах. У него в это время было четырнадцать учеников, и он намеревался всех их многому научить.

Проводя время с человеком, который был настолько поглощен своей работой, Мария осознала, что быть прокаженным не значит позволять болезни властвовать над собой двадцать четыре часа в сутки. Но самой Марии занятий пока явно недоставало. Раз в две недели она ходила на прием к врачу в госпиталь, поддерживала чистоту и порядок в своем маленьком доме, встречалась с новыми подругами. Наряду со встречами с отцом это и были основные вехи ее одинокого бездетного существования.

Сначала Мария тревожилась, не зная, как рассказать отцу о возникшей дружбе между ней и Димитрием. Это ведь могло выглядеть как некое предательство, поскольку семейная история всегда склонялась к мысли о том, что именно этот мальчик и стал причиной болезни Элени. Но Гиоргис достаточно долго общался с доктором Лапакисом, чтобы понять: это не обязательно так. И потому, когда Мария сделала свое признание насчет дружбы с Димитрием, отец отреагировал на это спокойно, чего она и не ожидала.

– Как он теперь выглядит? – спросил Гиоргис. – Как живет?

– Он такой образованный, – ответила Мария. – С ним интересно поговорить. Он прочел все книги в местной библиотеке.

Впрочем, подобное не выглядело как некий подвиг. В местной библиотеке было чуть больше пятисот книг, в основном присланных из Афин, но на Гиоргиса это произвело впечатление. Однако он хотел знать еще кое-что.

– А он много говорит о твоей матери?

– Не очень. Ему, похоже, кажется, что это будет бесчувственно. Но как-то раз Димитрий сказал мне, что его жизнь здесь намного лучше, чем могла бы быть, если бы он не попал на Спиналонгу.

– Вот уж странно! – воскликнул Гиоргис.

– У меня сложилось такое впечатление, что его родителям жилось очень нелегко, и дома он никогда не стал бы учителем. Ну ладно. Как там Анна?

– Да я толком и не знаю. Полагаю, у нее все в порядке. Она вроде собиралась приехать навестить меня в день святого Григория, но прислала записку, что не очень хорошо себя чувствует. Но я не знаю, что с ней не так.

«Всегда одно и то же», – подумала Мария. Обещание встречи – и отмена ее в последнюю минуту. Гиоргис ничего другого и не ожидал, но Марию все так же сердила черствость сестры по отношению к человеку, которому пришлось так много сил приложить к тому, чтобы вырастить их обеих.

Через месяц Мария, поняв, что ей просто необходимо чем-то заняться, достала с полки потрепанную тетрадь. В этой тетради она записывала все, что знала о применении разных целебных трав. На титульной странице ее аккуратным школьным почерком было написано: «Для лечения и поддержки». Конечно, в смысле проказы все это выглядело таким наивно-оптимистичным, таким надуманным. Но ведь на Спиналонге люди страдали и от множества других болезней, от расстройства желудка до кашля, и если бы она смогла облегчить их положение, это стало бы вполне достойным занятием.