Хелен Филдинг - Причина успеха

Внезапно О’Рурк затрясся от смеха.

– Твой обряд, Рози, – сказал он. – «Господи, отпусти рабов своих с миром». Это неправильно. Они же только отправляются к Господу. Значит, должно быть: «Господи, прими рабов своих».

Мне вдруг показалось, что это самые нелепые слова, которые я только слышала в жизни. Мы с Мухаммедом тоже начали истерично смеяться и повторять: «Господи, прими рабов своих». Носилки пришлось опустить. Мы просто падали от смеха, хватаясь за животы и сгибаясь пополам. И тут в ста ярдах раздалась пулеметная очередь.

Это были солдаты Освободительного фронта из Ади-Вари. Они искали нас. Их было восемь человек. Солдаты вывели нас на надежную тропу и понесли Мухаммеда на носилках. Дорога резко пошла в гору – мы прошли две мили и вернулись на главную трассу, по которой ехали через границу. Тропа заворачивала и огибала холм. Впервые мы смогли разглядеть ландшафт: темная холмистая местность, разорванная на две части глубоким красным ущельем; позади нависают горы, покрытые лесом. На краю ущелья сгрудилось несколько домишек – поселок Ади-Вари. Жестяные крыши яркими, слепящими бликами отражали солнце.

Нас ждал грузовик, который сразу же направился в больницу. Больница Ади-Вари – квадратная постройка, окруженная большим зеленым двором, – была намного чище и опрятнее, чем госпитали Намбулы. Жители Кефти вообще были более организованны, многие получили хорошее образование. О’Рурк разговаривал с местными врачами. Убедившись, что с Мухаммедом все будет в порядке, я сказала О’Рурку, что хочу поговорить с людьми из Освободительного фронта насчет саранчи. О’Рурк предложил мне немного отдохнуть, но я отказалась. Я была рада, что он отпустил меня и не стал со мной возиться.

Я уже собралась уходить, но тут подошла медсестра и сказала, что Мухаммед хочет поговорить со мной. Он был в палате один; лежал на спине, запрокинув голову. В стене виднелись пулевые отверстия и квадратная дыра, наполовину обнажавшая железный решетчатый каркас.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – загадочно произнес он.

Я опустилась на кровать.

– Есть одна женщина, – прошептал он. – Ее зовут Худа Летей. Запомнишь? Худа Летей. – Его лихорадило. – Я хотел попросить… может, ты…

– Что? – поторопила его я.

– Расспроси о ней. Найди ее, когда будешь в горах.

– Конечно. Кто такая Худа?

– Эта женщина…

– Да?

Он закрыл глаза.

– Не беспокойся, я найду ее.

– Ее зовут Худа Летей. Она доктор экономических наук.

– Как мне ее найти?

– Думаю, она может быть среди беженцев, в горах. Я хотел сам ее отыскать.

– Не волнуйся. Я расспрошу о ней.

– Она была моей студенткой в университете Эзареба.

– Почему ты хочешь, чтобы я нашла ее?

Он отвернулся, будто ему стало стыдно.

– Я собирался на ней жениться.

Собирался жениться. Я знала: Мухаммед всегда держит слово.

– Что случилось?

– Ее родители были против. Они нашли ей богатого жениха. Она не осмелилась пойти наперекор их воле.

– Как мне найти ее?

– Она очень красивая.

– А поконкретнее?

– Летей – ее девичья фамилия. После замужества она взяла фамилию Имлахи. Я только хочу убедиться, что она в безопасности. Она родом из Эзареба. У нее длинные темные волосы, необычайно блестящие, и она постоянно смеется. Если ты найдешь ее и окажется, что она больна… или осталась одна… может быть, ты согласишься…

– Я привезу ее, – сказала я. У Мухаммеда, как и у всех нас, была мечта.

– Спасибо.

Мухаммед был не похож на самого себя. Его дух был сломлен. Он должен был помнить, кто он такой, иначе его охватит отчаяние.

– Хочешь, я передам ей стихотворение? – спросила я.

В его глазах зажегся живой огонек.

– Посмотришь направо – саранча, посмотришь налево – саранча, – начала я. Это была наша любимая игра.

– Как-то вечером прошелся я по Бристол-стрит, – Мухаммед повеселел. – Толпы людей на улице кишели, как…

– …саранча, – закончила я. Он улыбнулся. – Ты сравнишься лишь с…

– …саранчой. Ты невинна, как…

– …саранча. Одиноко я брожу, словно…

– …саранча.

Он засмеялся – глухо, с горечью, – но все же засмеялся.

– Октябрь – самый жестокий месяц, – начал он. – Саранча размножается…

– …оставляя за собой мертвую землю, – закончила я. Это было уже не смешно. Я крепко сжала его руку, вышла из палаты и направилась в штаб Народного освободительного фронта Кефти.

Я сидела напротив регионального военного командира. Ему было не больше двадцати шести лет. Он специально приехал в город, чтобы встретиться с нами. Мы находились в вытянутой узкой комнате, совершенно пустой, если не считать стола, за которым сидели мы с командиром, книжной полки, полной потрепанных тоненьких брошюрок, и еще одного стола в другом конце комнаты. Кроме нас здесь было еще шестеро солдат: двое стояли за спиной командира, остальные расположились вокруг стола. Мне было немного не по себе в одной комнате с кучей огромных мужиков в военной форме – я вдруг почувствовала себя физически уязвимой. У командира было узкое, умное лицо и борода. Своей обходительной манерой общения он напомнил мне Мухаммеда.

Командир долго извинялся за взрыв и налет с воздуха. Он подчеркнул, что разминирование было проведено самым тщательным образом, что в течение шести месяцев на отрезке между Намбулой и горной дорогой не произошло ни одного взрыва, – нам просто не повезло. Истребители Абути, должно быть, заметили дым, – как правило, они никогда не пролетают над приграничным регионом. Он всё знал о нашей миссии и, похоже, был очень заинтересован в ее успехе.

Я объяснила, что мы не можем рисковать и ехать дальше, но командир обещал пустить вперед две машины, предоставить грузовик и вооруженный эскорт. Передвигаться будем только ночью. Маршрут, на котором мы наткнулись на мину, использовался редко; по другой дороге постоянно ходили машины. Эпицентр нашествия саранчи находился всего в четырех часах езды. Стоило проехать чуть дальше – в Тессалай, – и можно было увидеть беженцев, спускающихся с гор. Весь путь занял бы одну ночь. Цель нашей миссии была так близко – учитывая, через что нам пришлось пройти. Я ответила, что мне нужно вернуться в больницу и посоветоваться с О’Рурком. Командир извинился и вышел из комнаты.

Когда он ушел, я поняла, что должна довести дело до конца, даже если О’Рурк будет против. Бессмысленно возвращаться обратно, так ничего и не добившись, только нажив себе неприятности. Командир вернулся и привел женщину-солдата. Ее звали Белай Абрехет. Она должна была стать моим проводником в Ади-Вари. У нее был усталый вид, на лице ни тени улыбки.

Я навела справки о маршруте. Хотелось знать, чем мы рискуем. Мосты через ущелье были разрушены, так что придется ехать на север до перевала, спускаться в ущелье, подниматься с другой стороны и двигаться дальше на север по устью пересохшей реки, где и откладывали яйца самки саранчи. Потом, если захотим ехать дальше, мы можем повернуть на восток и подняться в горы. Я расспросила командира о размерах нашествия и ущерба урожаю и об эпидемии холеры, но он сказал, что нужно поговорить с людьми из Ассоциации содействия Кефти. Я предложила сразу поехать туда и решила, что вернусь в больницу после того, как поговорю с представителями АСК, и в четыре-пять часов мы снова встретимся в штабе. Часы показывали два.