Брюс Кэмерон - Жизнь и цель собаки

– С собакой все нормально! – сердито закричала Лиза. Я почувствовал, что пожилая дама стоит рядом, сразу за забором, и, затаив дыхание, слушает крик Лизы.

Этой ночью Виктор что-то кричал обо мне больше обычного – слово «пес» повторялось каждые несколько секунд.

– Почему бы просто не пристрелить проклятого пса? – кричал он. – Пятьдесят долларов? За что? Мы не сделали ничего плохого! – В доме что-то загромыхало, страшный шум напугал меня.

– Нужна цепь подлиннее, и надо убрать дерьмо со двора. Почитай уведомление! – закричала в ответ Лиза.

– Не буду я читать! Ни черта они нам не сделают!

Этим вечером, когда Виктор вышел во двор пописать, он протянул руку, чтобы удержаться о стену, но промахнулся и упал на землю.

– Чего вылупился, тупая скотина, – забормотал он на меня. – Завтра тобой займусь. Я не буду платить пятьдесят баксов.

Я прижался к забору, опасаясь даже смотреть на Виктора.

На следующий день я отвлекся на бабочку, которая порхала у моего носа, и вздрогнул, когда передо мной внезапно появился Виктор.

– Хочешь на машине покататься? – промурлыкал он мне. Я не стал вилять хвостом; у него получилось не приглашение, а угроза. «Нет, – подумал я, – я не хочу кататься с тобой».

– Будет здорово. Поглядишь мир, – сказал Виктор. Он начал смеяться, но закашлялся, ему пришлось отвернуться и сплюнуть на землю. Он снял мою цепь со столба и повел меня к машине, двинув по заду, стоило мне замешкаться в дверях. Виктор вставил ключ, и багажник открылся.

– Залазь! – сказал Виктор. Я чувствовал его нетерпение и ждал понятной команды.

– Ну, как хочешь! – сказал он, нагнулся и схватил меня за свободную кожу на загривке и у хвоста. Я почувствовал короткую боль и оказался в багажнике, на промасленных газетах. Виктор отстегнул мой поводок, бросил на пол передо мной. Хлопнула крышка, и я очутился почти в полной темноте.

Я лежал на вонючих масляных тряпках, которые напомнили ночь пожара, когда Итан повредил ногу, и на холодных металлических инструментах, мешавших устроиться поудобнее. В одном инструменте легко было узнать ружье; этот едкий запах ни с чем не спутать. Я отвернулся, старясь не замечать вонь.

Я лежал, растопырив когти в безуспешной попытке не скользить по тесному багажнику, пока машину трясло и качало.

Это была самая странная поездка в моей жизни – единственная, которая не доставила никакого удовольствия. Впрочем, поездка на машине всегда означает новое место, а новое место всегда весело исследовать. Может, там будут другие собаки, а может, я возвращаюсь жить к Венди.

В тесном темном пространстве скоро стало жарко, и мне вдруг вспомнилась комната, куда меня отвели со Спайком – еще когда я был Тоби, и меня забрали у Сеньоры. Теперь я совсем другая собака – собака, которая спасает людей.

После отвратительной поездки в багажнике я почувствовал, что машину начало трясти, поднялась пыль. Я чихнул, тряхнув головой. Тут машина резко затормозила, и я стукнулся о стенку. Мотор продолжал работать, и так мы простояли минуту.

Странно: как только мы остановились, я ощутил в машине Виктора, его присутствие. Я ясно чувствовал, что он пытается что-то решить – чувствовал его неуверенность. Потом он что-то сказал – мне не удалось разобрать слово, – и открылась передняя дверца. Шаги Виктора прохрустели по гравию – он подошел туда, где лежал, съежившись, я. Его запах пришел еще до того, как открылся багажник и меня обдало прохладным воздухом.

Виктор смотрел на меня сверху вниз. Моргая, я поднял на него глаза, потом посмотрел в сторону, чтобы он не подумал, что я бросаю ему вызов.

– Ладно. – Виктор ухватил меня за ошейник. Я думал, он пристегнет поводок, и поразился, когда ошейник упал на землю. – Давай, вылезай.

Ноги свело судорогой. Я понял жесты Виктора и выскочил из машины, неуклюже приземлившись. Мы стояли на грунтовой дороге, с двух сторон качалась под солнцем высокая зеленая трава. Дорожный песок забил мне ноздри и усыпал язык. Я задрал лапу, взглянув на Виктора. Что дальше?

Виктор вернулся в машину, и мотор взревел. Я в смущении глядел, как шины вгрызаются в дорогу, разбрасывая камешки. Виктор развернул авто в обратном направлении. Потом опустил стекло.

– Это я тебе одолжение делаю. Ты свободен. Иди, лови кроликов или еще кого. – Виктор улыбнулся и поехал, подняв за машиной тучу грязи.

Я озадаченно смотрел вслед. Что за новая игра? Нерешительно я побежал следом – пыль от машины медленно оседала на землю.

По опыту долгих лет поиска я понимал, что постепенно теряю запах – видимо, Виктор спешил. Я решительно прибавил скорости, уже не обращая внимания на пыль, а сосредоточившись на запахе от машины, в которой я провел столько времени.

Когда очередной поворот привел меня к большому шоссе, где машины мелькали с жуткой скоростью, стало ясно, что я его потерял. Слишком много машин, и у каждой запах почти такой же (хоть и не совсем), как у машины Виктора. Выделить один запах, чтобы искать, было невозможно.

Шоссе пугало меня; развернувшись, я отправился туда, откуда прибежал. Дойдя до грунтовой дороги, я не свернул на нее, а бесцельно пошел дальше. Вспомнилось, как я, с помощью трюка, которому меня научила самая первая мать, убежал из загона, когда второй раз стал щенком. Тогда меня нашел человек и назвал Братишка, позже появилась Мама и отвезла меня к Итану.

Теперь совсем не то. Я не чувствовал свободы, я не чувствовал полноты жизни; я чувствовал вину и печаль. У меня нет цели, мне некуда идти. Как в тот день, когда от меня отвернулся Полковник, когда Дерек отвез меня к Венди. Полковник не испытывал никаких чувств, но хотя бы отдал меня кому-то. Виктор же не передал меня никому.

От пыли и жары я тяжело дышал, жажда сушила пасть. Почувствовав легкий запах воды, само собой разумеется, я повернул в ту сторону, оставив дорогу, и пошел через высокую траву, гнущуюся под ветром.

Запах воды усиливался, дразня; он вывел меня через рощицу на крутой берег реки. Я зашел в поток по грудь и начал кусать и лакать воду. Это было восхитительно.

Когда жажда перестала быть главной заботой, я позволил своим ощущениям рассказать мне, что творится вокруг. Река наполнила нос чудесным сырым запахом, за журчанием воды еле слышалось кряканье оскорбленной утки. Я пошлепал к берегу, утопая в мягкой почве.

И тут до меня внезапно дошло; я с удивлением поднял голову, раскрыв глаза.

Я знаю, где я.

Много-много лет назад я стоял на берегах этой самой реки – может, на этом самом месте, когда мы с Итаном отправились в долгую прогулку; нас бросила тупая лошадь Флер. Запах невозможно было спутать – меня столько лет учили искать, что я умел отделять запахи, определять и запоминать. Хорошо, что стоит лето, то же самое время года, что я молод, и нюх мой остер.