Лора Флоранд - Француженки не крадут шоколад

Когда она вернулась к своему парижскому дому, Сильван вышел из кондитерской и стоял, задрав голову и глядя на окна ее квартиры. Увидев Кэйд, он оживился. Она замерла перед ним, не зная, какими приветствиями им следует обменяться. Легкими поцелуями в щечки? Или в губы? В общем, Кэйд предпочла сунуть руки в карманы, сохраняя дистанцию. Его губы сжались в тонкую линию, которая получается на редкость выразительной только у французов.

– Ты знаешь, чего мне хотелось бы? Прогуляться, – заявила Кэйд, чтобы не получилось так, будто она просит его пойти с ней.

Сильван мог присоединиться к ней или нет; ведь в свободной стране каждый волен поступать, как ему хочется, в рамках закона, разумеется. Да, они находятся во Франции, но ведь и сами французы тоже считают, что живут в свободной стране. Кэйд не просила Сильвана пойти погулять с ней, и это важно учесть.

Она не выставила себя беспомощной, опустив щит, чтобы равнодушный отстраненный взгляд не смог разбить ее хрупкую душу. Сильван резко взмахнул рукой, словно ему не хотелось показывать свое удивление. Его темные глаза оценивающе смотрели на Кэйд, будто он был шоколадом, а она экзотическим джемом, и он размышлял о том, что получится, если их соединить.

Кэйд почувствовала, что предательский румянец снова расцветил щеки. Ее душа вдруг съеживалась в надежде, словно ей хотелось сжаться до эфирного состояния, залететь в тот тесный лифт и спрятаться на верхнем этаже в скромной квартирке, отпустив внешнюю оболочку, безрассудно гулять по миру, позволив ей делать любые глупости.

– Tu veux faire une promenade? [137]– уточнил он, видимо, проверяя, верно ли она использовала слова.

Шоколадные глаза продолжали пристально изучать ее лицо, будто желали проникнуть внутрь и понять ее внутренние побуждения, но его лицо оставалось бесстрастным.

– Вместе со мной? – добавил Сильван.

Кэйд могла предпочесть прогуляться в гордом одиночестве. Или просто уединиться в своей квартирке. За исключением того, что квартирка находилась прямо над его лабораторией. Или улететь в Америку… Наилучший следующий шаг.

– Ты хочешь общаться со мной помимо… – Он показал на свою лабораторию.

Кэйд подумала, что вчерашняя встреча и совместный ужин благотворно повлияли на их с Сильваном отношения.

Теперь красные щеки уже сравнялись с алостью шарфа, но еще хуже то, что глаза ее отчаянно защипало: слезы. Вечно она рыдает в этой дурацкой стране! А вот дома никогда не плакала.

– Забудь, пустяки, – проговорила Кэйд по-английски, не вспомнив французского выражения, и развернулась на каблуках к своей парадной, до боли сжав руки в карманах пальто.

Сильван потянул ее за рукав, вынуждая остановиться.

– Мне хотелось бы этого, – произнес он по-английски.

Она моргнула, пытаясь загнать обратно дурацкие жгучие слезы. Его акцент и слова, сказанные по-английски, обезоружили ее.

Его рука осторожно пролезла в карман ее пальто и, завладев спрятавшимся в перчатке кулачком, вытащила его. Сильван крепко держал ее руку, хотя между ними оставалось еще два слоя их перчаток. Последний раз их руки переплетались, когда он завел руку Кэйд за голову и прижал к матрацу. Она заметила, что они впервые просто держатся за руки.

– Сегодня хороший день для прогулки, – добавил Сильван.

Хороший? Холодный, серый день с пронизывающим ветром и с намеком на снежную пыль в воздухе, которая вскоре обернется дождем. Да уж, хороший день для прогулки рука об руку двух людей с взаимной сердечной привязанностью, осознающих, что впереди ждет общий уютный дом, что один из них не останется в одиночестве к приходу зимы. Понимали ли они это? Понимали, что не расстанутся к приходу зимы?

Кэйд и Сильван шли по улицам, едва успевшим просохнуть после вчерашнего вечернего дождя. Проходили мимо магазинов, заполненных вещами, которые трудно было даже вообразить в каком-то другом городе. В одной витрине красовались старые деревянные клейма для оттиска на чьем-то фирменном масле, сбитом от собственной коровы. Другую украшало тончайшее белье насыщенного лавандового оттенка, расшитое вручную пурпурными кружевами. В очередной лавочке торговали ванилью. Ничего, кроме стручков ванили – с Таити, Мадагаскара, Мартиники.

Когда они приближались к Сене, сгустились сумерки. От воды несло холодом, хорошо, что они оделись тепло, по сезону. Сильван, показывая Кэйд парижские достопримечательности, свернул налево по верхней набережной, и они вступили на старейший из сохранившихся каменных мостов Пон-Нёф, который, естественно, считался Новым Мостом в начале семнадцатого века. Перед ними возвышалась позеленевшая конная статуя Генриха IV. Снизу донеслось пыхтение полузаполненного туристами речного трамвайчика, готового отчалить от пристани для вечернего путешествия по Сене.

Кэйд смотрела по сторонам, стараясь ничего не упустить. Она прожила здесь всего несколько недель. Каждое мгновение надвигающегося парижского вечера казалось ей чудом.

Убывающие лучи света коснулись двух конусовидных башен средневековой тюрьмы Консьержери, окрасив их розовым цветом, но потом они потемнели, словно ускользали в какую-то волшебную старую сказку. Проплывали суда, озаряя переливчатым светом черные воды. Мимо них промчался парень на роликах, они с легким режущим звуком скользили по тротуару. Кофейни начали заполняться закончившими трудовой день людьми, там они грелись и общались с приятелями. Ненавязчивая иллюминация выхватывала из темноты Лувр, являя гуляющим величественные здания одного из прославленных музеев Парижа.

Эйфелева башня возвышалась над городом точно маяк, посылая всем лучи своих прожекторов. Вдруг возникло какое-то оживление. Кэйд покрепче сжала руку Сильвана.

– Огоньки!

Она остановилась и, прислонившись к бетонному парапету набережной, взглянула вверх. Всего два раза ей удавалось увидеть это знаменитое мерцание, продолжавшееся по десять минут ежечасно. Сильван молчал. Когда Кэйд посмотрела на него, ее лицо сияло счастьем. По губам Сильвана блуждала легкая улыбка, но потемневшие глаза были серьезными. Почему? Может, он предпочел бы, чтобы они сразу занялись сексом, пропустив прогулку?

Эйфелева башня перестала мерцать, и люди вновь двинулись дальше. Хотя большинство прохожих даже не останавливались, спеша по делам резвой и уверенной парижской походкой. Поодаль на боковой улочке мужчина, поднявшись со скамейки, попытался остановить проходящую мимо женщину в черных сапогах и куртке.

Сильван решительно выпрямился, но женщина даже не замедлила шага, даже не взглянула на этого мужчину, и он, пожав плечами, вернулся на скамейку дожидаться другой возможности.

– Однажды я столкнула одного приставалу в Сену, – призналась Кэйд.