Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Домо . – Со сдерживаемой яростью, которую Тайрер ощущал почти физически, Накама снова поблагодарил его и сказал, что вернется на рассвете, чтобы проводить его к своему временному пристанищу в деревне, а потом будет готов ответить на любые вопросы, какие он пожелает задать. Он сухо поклонился. Тайрер так же сухо поклонился в ответ. Японец повернулся и вышел. Только тогда Тайрер увидел лиловые пятна кровоподтеков, сплошь покрывавшие его спину и ноги.

В ту ночь ветер стал порывистым, море покрылось крупной рябью.

Флот, вытянувшийся на рейде в удобном заливе, был готов отойти ко сну; первая ночная вахта, заступившая в восемь, уже стояла по местам. Свыше пяти десятков человек томились в корабельных камерах за разные провинности, а шестеро из них, испытывая различные степени страха, своими руками готовили кошки-девятихвостки для пятидесяти плетей, назначенных им на рассвете за поведение, наносящее ущерб порядку и военной дисциплине: одному за то, что пригрозил сломать шею содомиту-боцману, троим за драку, одному за кражу чарки рома и одному за то, что обругал офицера.

Девять погребений в море должны были состояться с восходом солнца.

Все больничные отсеки на кораблях были переполнены больными дизентерией, поносом, крупом, коклюшем, скарлатиной, корью, венерическими заболеваниями, людьми с грыжами, сломанными руками или ногами и так далее – обычное дело; исключение составляли четырнадцать человек на флагмане, у которых определили оспу – эти представляли собой серьезную опасность. Для исцеления большинства недугов рекомендовались кровопускания и поистине дикие чистки желудка – в массе своей врачи были также и цирюльниками, – и лишь немногим счастливчикам доставалась настойка доктора Коллиса, изобретенная им во время Крымской кампании и на три четверти снизившая смертность от дизентерии: шесть капель темной, настоянной на опиуме жидкости, и ваш кишечник начинал успокаиваться.

По всему Поселению люди готовились к ужину и той части дня, которая следовала за ним и которую все предвкушали с особым нетерпением: вечерней беседе, обсуждению слухов или новостей дня – благодарение богу, завтра прибывает пакетбот, – когда можно было вполне насладиться теплой товарищеской атмосферой, шутками и громким смехом по поводу сочных скандалов и недавнего бала, разговорами о том, что трудности в торговле растут и обстановка становится все напряженнее, о том, быть или не быть войне, или о последней книге, которую кто-то прочел, новом забавном анекдоте или стихотворении, которые кто-то придумал, или рассказами о штормах, землях, покрытых льдом, знойных пустынях, путешествиях в отдаленные уголки империи – Новая Зеландия, Африка, Австралия были едва изучены, если не считать прибрежных районов, – или на Дикий Запад Америки и Канады, рассказами о калифорнийской «золотой лихорадке» сорок восьмого года или посещениях Испанской, Французской или Русской Америки – Дмитрий однажды проделал долгий путь по наименее изведанным западным морям от Сан-Франциско до Русской Аляски. Каждый рассказчик повествовал об удивительных зрелищах, которые наблюдал, о девушках, которых пробовал, или о войнах, которым был свидетелем. Доброе вино и напитки покрепче, трубки и табак из Виргинии, несколько рюмок на посошок в клубе, потом молитвы и сон.

Обычная ночь для империи.

Некоторые устроители вечерних приемов отдавали предпочтение пению хоралов или чтению поэзии и отрывков из какого-нибудь популярного романа, а у Норберта Грейфорта, где собралась тесная компания его ближайших друзей, поклявшихся хранить тайну, сегодня ночью проходило чтение последней главы «Больших надежд», которую он уворовал-таки у Неттлсмита за выделенный ему час, посадив переписывать ее всех своих клерков, все пятьдесят человек.

– Если об этом станет известно, вы будете уволены все до единого, – пригрозил он им.

В клубе все так же горячо обсуждали прошедший бал и прикидывали, как бы устроить еще один.

– Почему бы нам не сделать это событие еженедельным, а? По мне, так Ангельские Грудки может подкидывать каблучком свои юбки и показывать панталончики хоть каждый день вместе с озорницей Нелли Фортерингилл…

– Прекрати звать ее Ангельскими Грудками, клянусь святыми угодниками, а не то!..

– Ангельские у нее грудки и есть, Ангельскими Грудками она и будет!

Под свист, улюлюканье и подбадривающие крики началась драка. Заклады были приняты, и противники, Ланкчерч и Гримм, еще один торговец, встали носками на линию и попытались вышибить друг из друга дух.

Через дорогу, ближе к морю, почти прямо напротив клуба, стояло большое одноэтажное кирпичное здание британской миссии, с флагштоком во дворе, с английскими садиками, обнесенное, как и все наиболее важные строения, оградой, которую можно было защищать. Сэр Уильям уже оделся к ужину, как и его почетный гость адмирал; оба были вне себя от бешенства.

– Проклятые ублюдки! – выругался адмирал, подходя к буфету, чтобы налить себе еще одну основательную порцию виски. Его и без того красное лицо было теперь еще краснее, чем обычно. – Непостижимый народ.

– Абсолютно. – Сэр Уильям отшвырнул свиток в сторону и уперся гневным взором в Йоганна и Тайрера, стоявших перед ним. Час назад этот свиток прибыл с посыльным от японского губернатора, который прислал его по поручению бакуфу. «Очень срочно, прошу прощения». Вместо голландского, как это было принято, послание оказалось написанным иероглифами. С согласия Сератара Йоганн привлек к работе одного из иезуитских миссионеров, француза, и представил черновой перевод, который Тайрер тут же переложил на правильный английский. Послание было от Совета старейшин, внизу стояла подпись Андзё:

Я сношусь с вами через это послание. По приказу сёгуна, полученному из Киото, предварительно назначенная через девятнадцать дней встреча с родзю и встреча в тот же день с сёгуном должны быть отложены на три месяца, поскольку Его Величество не вернется до того времени. Посему я предварительно направляю вам это извещение, чтобы впоследствии назначить совещание для обсуждения деталей. Выплата второй половины дара должна быть отложена на тридцать дней. С уважением и покорностью довожу до вашего сведения.

– Йоганн, – спросил сэр Уильям ледяным тоном, – как вы считаете, нельзя ли расценить сие послание как необычайно грубое, невежливое и совершенно гнусное?

– Полагаю, примерно так оно и есть, сэр Уильям, – осторожно проговорил швейцарец.

– Ради самого Христа, я потратил целые дни, споря, угрожая, недосыпая по ночам, пересматривая все заново, пока они не поклялись головой сёгуна, что мы встретимся с ними пятого ноября, шестого – с сёгуном, и вот вам пожалуйста! – Сэр Уильям одним глотком опрокинул содержимое бокала себе в рот и поперхнулся, после чего отводил душу пять минут кряду на английском, французском и русском, пока все остальные, восхищенно раскрыв глаза, внимали его живописнейшим ругательствам.