Николя Барро - Однажды вечером в Париже

Ситуация была не из простых, и я, наверное, действительно величайший идиот, какого когда-либо видел свет, потому что, без сомнения, настал один из тех моментов, которые никогда в жизни не повторяются. Однако передо мной вдруг, словно лунный диск по небу, проплыл другой образ.

Я увидел старый каштан и женщину в красном плаще, похожую на девочку, и услышал ее тихий вопрос: «Не сейчас ли тот самый момент?»

– Мне очень жаль, – сказал я. – Но сейчас не тот момент.

– Значит, у вас кто-то есть?

Я кивнул:

– Есть. И не кто-то. Солен, я серьезно влюбился. В женщину, которая в течение нескольких месяцев ходила в мое кино, на фильмы моей специальной программы. В среду я впервые ее поцеловал. И у меня такое чувство, как будто я любил ее всегда, хотя никогда раньше мы с ней не встречались. Понимаете? – Я прижал ладонь к сердцу. – Вы не сердитесь на меня, нет?

Солен не отвечала. Потом она улыбнулась:

– Ну, видно, судьба наша такая – могли встретиться, но не встретились. – Она снова взяла меня под руку. – Конечно, я не сержусь, но неужели так трудно было денек-другой обождать с поцелуями? Тогда бы у меня сегодня был маленький шанс.

Я засмеялся, сразу почувствовав себя свободнее, оттого что она восприняла все так спокойно и с юмором. Чего-чего, а шансов у Солен Авриль хоть отбавляй, и она это прекрасно знает. Мы продолжили нашу прогулку вокруг площади. Солен бросила на меня кокетливый взгляд и вздохнула:

– Ну хорошо. Итак, вы с ней безумно влюблены друг в друга. Желаю вам большого счастья. А лет через десять я опять вынырну на вашем горизонте.

– Лет через десять вы меня начисто забудете.

– Или вы меня.

– А вот это вряд ли. Вы же все время будете улыбаться мне с экрана.

– Поделом, сами виноваты.

Между тем мы уже обошли вокруг Вандомской площади, и Солен подвела меня к витрине ювелирного салона, находившегося в нескольких метрах от подъезда «Рица».

Она поглядела на блестящие кольца, часы и цепочки, с астрономическими ценами, конечно:

– Может быть, вам стоит купить для вашей девушки какое-нибудь красивое украшение.

– Боюсь, меня чуть-чуть не устраивает уровень цен.

– А меня устраивает. Во всяком случае, сегодня. Картье, Шанель, Диор – никаких проблем. Не дадите мне еще сигарету?

Я протянул ей раскрытую пачку и поднес огонь.

– Спасибо. – Она проводила серое облачко дыма задумчивым взглядом. – У моих родителей с деньгами было туго. Вечно не хватало то на одно, то на другое. И вся наша квартирка была размером не больше, чем ванная, которая теперь в моем доме в Санта-Монике. Девчонкой я была красивой, с большим честолюбием и с отвратительным характером. Как только подвернулась возможность, удрала из Парижа. С одним студентом из Сан-Франциско. Он тут по студенческому обмену учился. Виктор. – Лицо Солен на миг омрачилось, и она щелчком сбила пепел. – Потом я несколько лет жила в Кармеле. – При этом воспоминании ее голос стал очень нежным. – Вы бывали в Кармеле?

Я сделал отрицательный жест, но она, кажется, и не заметила.

– Кармел. Само название красивое… И вообще там красота неописуемая… Крохотный городок прямо у Тихого океана. Старый монастырь, золотой песчаный пляж без конца и края, а больше ничего там нет. Простор просто невообразимый. Когда сидишь там на берегу, обо всем забываешь… – Она вдруг запнулась.

Я молча курил, стоя рядом с ней, и ждал продолжения исповеди. Ночь – надежная хранительница тайн и признаний.

– Вот на берегу в Кармеле ко мне и обратились, – сказала Солен после долгой паузы. – Я работала в то время в кафе, надо ведь было хоть что-то зарабатывать. И внезапно оказалось, что эти люди ищут именно мое лицо. Дальше – кинопробы, собеседование, первый фильм. И все вдруг закрутилось невероятно быстро. Даже как-то не по себе было. – Она засмеялась. – И деньги появились. Большие деньги. Все это просто не укладывалось в голове. Все так легко получилось. – Она покачала головой. – На первый гонорар я купила родителям тур в Сен-Тропе. В Бельроз.

Солен прислонилась плечом к стене возле витрины ювелирного салона и плотнее запахнула на груди просторную темную накидку.

– Мама всегда мечтала хоть разок в жизни поехать отдохнуть вместе с отцом в Сен-Тропе. Они не могли позволить себе такую роскошь, как дорогостоящие путешествия. Сен-Тропе был пределом их мечтаний. В маминой швейной мастерской, которая занимала одну комнату в нашей квартирке, висел старый рекламный плакат с видом Лазурного Берега, мама часто его разглядывала. А перед отъездом мама позвонила мне. Голос у нее прямо-таки звенел от волнения, совсем молодой был голос. Она была так счастлива. Сказала: «Доченька, это самый прекрасный день в моей жизни…»

Солен замолчала. Лицо у нее сделалось скорбным.

Я встревоженно подумал – отчего это? – и осторожно заметил:

– Чудесная идея…

Солен подняла голову, ее темно-голубые глаза блестели.

– Совсем не чудесная, – сказала она с горечью и бросила сигарету на землю.

Я испугался, вдруг она сейчас расплачется, – увидев, что она сильно сжала губы.

– На пути туда родители попали в автокатастрофу. Грузовик, его водитель, сонный от усталости, не посмотрел в зеркало заднего вида, когда менял полосу. Не добрались они до Сен-Тропе.

– Господи помилуй, Солен! Это же ужасно! – Я порывисто обнял ее. – Бедняжка Солен!

– Ладно, все в порядке. – Она быстро смахнула слезы. – Давно это было. Не понимаю, почему я именно сейчас все это вспомнила. Наверное, потому, что очень странно чувствую себя, снова, спустя столько лет, оказавшись в Париже. Да, наверное, поэтому.

Она попыталась улыбнуться, потом легким движением откинула волосы со лба.

– Ну, Ален, спасибо вам за прогулку. Вы правда очень милый. Повезло вашей подруге.

И тут оно грянуло. С чистого неба. В первый миг я подумал, над нами разразилась беззвучная гроза. Я втянул голову в плечи и ждал – вот сейчас загрохочет гром. Темноту прорезала яркая молния, одна-другая… Я вскинул руку, защищаясь, зажмурился от слепящей вспышки. Открыл глаза и уставился прямо в объектив фотоаппарата.

– Три вещи на свете совершенно точно существуют, – сказала Солен. – Любовь, смерть и папарацци.

Ее слова мне вспомнились, когда во вторник утром я, ни о чем не подозревая, шагал по бульвару Сен-Жермен. С утра пораньше я занимался некоторыми срочными делами и со всеми благополучно разделался. Отдал квартальные финансовые отчеты бухгалтеру, забрал в прачечной рубашки, купил большой пакет кошачьего корма. Вчера я в «Синема парадиз» не ходил, и если не считать того, что Орфей, улучив минуту, сбросила со стола в кухне и порядком обгрызла цыпленка, которого я собирался зажарить себе на обед, то понедельник прошел тихо-мирно, без каких-либо событий. Я почти забыл, как чувствуешь себя, когда по-настоящему выспишься.