Андре Моруа - Земля обетованная

– Может быть, присядем здесь?

Мы были одни, так далеко от всего и всех, что я испугалась. И предложила вернуться к машине. Он ответил:

– Как вам угодно.

Но мне показалось, что он разочарован. Боже, что со мной будет?!

11 августа 1923 . – Кристиан уехал в Динар на моем автомобиле; он попросил его у меня, чтобы купить подарок дочери, – у нее скоро день рождения. Я и забыла, что у него где-то там, в Вогезах, есть жена и дочь. Как скверно устроена жизнь; недаром же причитал мой дорогой аббат Мюнье: «Все пропало, мадам, все пропало!» Теперь мне кажется, что если бы вместо Альбера я встретила Кристиана в те времена, когда была еще невинной, романтичной девушкой, то узнала бы такую любовь, о которой всегда мечтала. О, этот поцелуй в ландах!.. В тот миг мне приоткрылась Земля обетованная и я почувствовала, что могла бы сойти к ней вместе с возлюбленным. Увы, чего нет, того и быть не может! Я играла – и проиграла, теперь нужно платить.

12 августа 1923 . – Бринкер получила телеграмму от мамы. Она уезжает от нас 16-го. Одному богу известно, что ее ждет в Сарразаке! Бедняжка Бринкер! Она любит меня всем сердцем, но все еще думает, как во времена Клода Парана, что я «обесчещена негодяем».

13 августа 1923 . – Вчера вечером долгий серьезный разговор с Кристианом. Я сообщила ему об отъезде Бринкер, со смехом сказала, что она покидает нас потому, что не хочет покрывать преступную любовную связь, и добавила:

– А ведь одному богу известно, что ничего такого нет!

И вдруг он резко ответил:

– Одному богу известно, что есть всё!

Я начала было возражать, но он сердито прервал меня:

– К чему нам обманывать себя? Я вас люблю, и вы меня любите. И скоро – может быть, уже завтра – станете моей.

Впервые за долгое время я почувствовала, как всю меня объял холодный ужас, и воскликнула:

– Нет, никогда!

Он отбросил мои руки, которые сжимал в своих, и сказал:

– Тогда мне тоже лучше уехать. Безнадежное желание – это пытка, которую я не смогу вынести.

Тщетно я умоляла, тщетно признавалась, что люблю его, но что не создана ни для моральной измены, ни для плотского наслаждения.

Кристиан смотрел на меня со снисходительной жалостью.

– Вы как были, так и остались ребенком, – сказал он, – ребенком, который пытается жить в сказке. А нужно жить в реальной жизни, Клер, и понимать, как она прекрасна во всех ее формах.

Я вышла, не ответив ему. Что делать? Я так боюсь его потерять и знаю , что он уедет, если я буду слишком долго сопротивляться. Я провела бессонную ночь, убеждая себя: «Что, если он прав и я вдруг разорву завесу тумана и увижу перед собой волшебную долину?» К утру я наконец заснула, и мне приснилась с необыкновенной четкостью сцена моего падения на лестнице, ведущей к органу, и Марсель Гонтран, давно забытый несчастный бедолага.

14 августа 1923 . – Ужасный день, несмотря на чудесную летнюю погоду. Дядя Шарль, честолюбивая подруга которого поет в Казино Динара, приехал повидаться с ней 15 августа, и стыдливая мадам Жанен, не пожелавшая открыто демонстрировать связь со своим покровителем в отеле «Руаяль», где она остановилась, посоветовала ему просить у меня гостеприимства. Он свалился мне на голову прямо к обеду, жизнерадостный, громогласный, любвеобильный и бестактный донельзя. Кристиан как раз начал читать мне финальную сцену своего «Альцеста», но тотчас завял, как мимоза, услышав: «Ну, как делишки, мамзель Клерон?» – моего дядюшки, который просидел с нами на террасе до самого вечера, разглагольствуя об акциях, о повышении и падении курса, о фунте стерлингов и развлекая нас парижскими сплетнями и охотничьими историями. Я была расстроена больше Кристиана, который, оправившись от первого шока, решил понаблюдать за нашим гостем. Когда-нибудь я обнаружу дядюшку Шарля в одной из его пьес, под личиной Геракла или Вулкана. Но я чувствовала себя ужасно виноватой за потерянный день, на который обрекла Кристиана, и после того, как наш пятидесятилетний Де Грие отбыл в Динар, чтобы поаплодировать своей Манон в Казино, сама предложила ему прогулку к прибрежной скале. После короткого колебания Кристиан пошел со мной.

– Вы жестоки, – сказал он мне.

Там я прильнула к нему. Он не противился, но ничем не ответил. Я чувствую, я знаю, что эта холодность – угроза мне. Или порицание. Что делать? Что же делать? Я не хочу его терять.

16 августа 1923 . – В девять часов утра – отъезд дяди Шарля, который отвел меня в сторонку и сказал:

– Моя Сиб велела мне предостеречь тебя и не портить картину. Больше мне нечего тебе сказать, мамзель Клерон. Но моя Сиб знает, что к чему, и она благоразумная девочка. Имеющий уши да слышит.

В полдень – отъезд мисс Бринкер. Я проводила ее на вокзал Динара. Она попрощалась с ледяной вежливостью:

– Good bye, my dear, and thank you for a lovely fortnight . [91]

Теперь я осталась одна в доме – с Кристианом, слугами и моим сыном.

Вечером того дня, когда уехала мисс Бринкер, Клер и Кристиан долго сидели в саду. Когда они поднялись в свои комнаты и пожелали друг другу доброй ночи в коридоре со светлыми кретоновыми обоями, в доме уже не было света ни в одном окне. Разбитая, усталая, но взбудораженная, Клер подумала, что ей вряд ли удастся заснуть. Она выдвинула ящик секретера, достала свой дневник и заполнила страницу. Потом перечитала все, что там было написано со дня приезда на мыс Фреэль, покачала головой и вздохнула. Зевок напомнил ей о позднем часе. «Нужно все-таки поспать». Она выбрала книгу на этажерке, стоявшей возле секретера, и положила ее на ночной столик у постели, рядом с лампой. Это был «Адольф». [92]Она начала раздеваться.

Сняв платье, Клер мельком увидела свое отражение в зеркале. Ее кожа, хотя и сопротивлявшаяся загару, все-таки стала чуть смуглее. Спустив бретельки сорочки, она стала разглядывать свои плечи и грудь. «У тебя прекрасное тело», – сказал ей когда-то Ларрак. С тех пор оно не изменилось, Клер по-прежнему походила на греческую богиню. «Созданную для любви», – печально подумала Клер и безрадостно улыбнулась своему отражению. Тонкие простыни приятно льнули к ее усталому телу. Открыв книгу, она нашла отрывок, который хотела перечитать.

«О, волшебные чары любви, кто смог бы верно описать их?! Кому под силу отразить на бумаге уверенность в том, что мы встретили создание, самой природою нам предназначенное, то внезапное озарение, объяснившее, как нам чудится, и саму жизнь, и все ее тайны, тот неизведанный прежде восторг, с коим расцениваем мы мельчайшие ее обстоятельства, те скоропреходящие часы, чьи подробности память утрачивает именно в силу их сладости, но оставляющие в нашей душе долгий, пускай и смутный, след счастья, ту веселость … »