Дженнифер Нивен - Ты не виноват

– Представляешь, как нелегко придется подвыпившему хозяину дома отыскать свое жилище?!

Мы втроем чинно вышагиваем по чистенькой белой дорожке, которая кажется еще белее рядом с ярко-зеленой лужайкой. У дома припаркованы два совершенно одинаковых внедорожника. Они надменно сверкают, словно соперничая друг с другом, как будто это что-то изменит в их жизни.

На звонок появляется Розмари. Ей лет тридцать, наверное, но выглядит она, как сорокалетняя замужняя женщина, у которой уже ничего в судьбе поменяться не может. Это крашеная блондинка с рыжеватым оттенком волос и озабоченным выражением лица. Розмари, если верить моей матери, прирожденная опекунша, что (опять же, по мнению моей матери) как раз и нужно моему отцу. Первый муж выделил ей состояние в размере двухсот тысяч долларов, что и явилось ее приданым плюс семилетний сын Джош Раймонд с щелями между зубами, который мог бы оказаться моим настоящим братом. А мог бы и не оказаться.

Отец врывается к нам с заднего двора, где он поджаривает на гриле сразу килограммов пятнадцать мяса. Несмотря на то, что сейчас январь, а не июль. На футболке у него надпись «Кэнакс» – сосунки». Двенадцать лет назад он был профессиональным хоккеистом, больше известный под прозвищем Крушитель, пока не сломал бедро о голову другого игрока. Он ничуть не изменился с того дня, когда я видел его последний раз – слишком уж красивый и в отличной форме. Как-то странно для мужчины в его возрасте. Такое впечатление, будто он ждет призыва в армию. Правда, в его темной шевелюре появились седые волосы – это уже что-то новенькое.

Он по очереди обнимает моих сестер, по-отечески хлопает меня по спине. В отличие от других хоккеистов, он каким-то образом сберег все свои зубы и теперь без конца их нам демонстрирует, постоянно улыбаясь, как будто мы поклонники его спортивных достижений. Он интересуется тем, как прошла у нас неделя, что нового в школе и узнали ли мы на уроках что-то такое, чего он до сих пор еще не знает. Это вызов, он словно бросает нам перчатку. Это его способ доказать, какой папочка умный и мудрый, но никого эта тема не воодушевляет, и мы признаемся, что ничего такого учителя нам сообщить не смогли.

Потом папа интересуется нашими дополнительными самостоятельными занятиями по специальной программе за ноябрь и декабрь, и до меня не сразу доходит, что сейчас он обращается непосредственно ко мне.

– Тут тоже все в порядке, – отвечает за меня Кейт. Молодец, сестренка!

Я говорю себе не забыть поблагодарить ее. Отец ничего не знает о моей отключке. И еще он остается в неведении насчет того, что после случая с разбитой гитарой я сообщил директору Уэртцу о том, будто мой папа погиб на охоте от случайного выстрела. Тому и в голову не пришло проверить эту информацию, и теперь в случае возникновения проблем он всегда звонит матери. Ну а это, естественно, означает, что всякий раз он разговаривает с Кейт, потому что маме невдомек проверять голосовые сообщения на телефоне.

Я убираю с гриля прилипший листочек.

– Мне предлагали остаться, но я отказался. Мне, конечно, нравится фигурное катание само по себе, и у меня это неплохо получается – наверное, я беру пример с тебя. Но я не уверен в том, что мне хочется стать профессиональным фигуристом.

Я получаю удовольствие от комментариев такого рода, полностью сознавая при этом, что самый страшный кошмар для моего отца – это сын гей.

Единственная реакция на мои слова со стороны отца – он открывает очередную бутылку пива и с яростью набрасывается на поджаривающееся мясо с огромными щипцами. Причем он так энергично и обеспокоенно хватается за мясо, словно волнуется за то, что оно вот-вот сорвется с решетки и сожрет всех присутствующих. Хоть бы действительно сожрало!

Когда настает время садиться за стол, мы устраиваемся в столовой, выдержанной в золотисто-белых тонах с ковром из натуральной шерсти, самым дорогим, который только можно купить. Это видимое улучшение в обстановке, если вспомнить паршивый берберский коврик, который принадлежал им раньше.

Джош Раймонд с трудом достает до стола, потому что мама у него миниатюрная, а бывший муж у нее низкорослый, в отличие от моего папаши-верзилы. Но мой сводный братик, хоть и малявка, устроен по-другому, нежели я в его возрасте. Он хорошо сложен, ни локти, ни уши в разные стороны у него не торчат. Все части тела пропорциональны. Это еще раз заставляет меня подумать о том, что он, наверное, все же не мой биологический брат и к моему отцу не имеет никакого отношения.

Сейчас Джош Раймонд колотит ногой по ножке стола и одновременно пялится на нас своими огромными, как у совенка, глазищами, не мигая.

– Как тебе тут живется, парень? Пока держишься? – интересуюсь я.

Он что-то скрипит в ответ. Мой отец Крушитель осторожно ощупывает свой подбородок с идеальной щетиной и негромко, но с большим запасом терпения в голосе произносит:

– Джош Раймонд, кажется, мы с тобой уже обсуждали тему, касающуюся избивания ножки стола.

Да, ни со мной, ни с моими сестрами так вежливо обходиться он не удосуживался.

Декка, которой наконец-то положили что-то на тарелку, приступает к еде, а Розмари идет дальше, обслуживая присутствующих одного за другим. Когда она доходит до меня, я заявляю:

– Мне ничего не надо. Если только у вас найдется вегетарианский бургер.

Она начинает удивленно моргать, а ее рука зависает в воздухе, не добравшись до моей тарелки. Не поворачивая головы, она переводит взгляд в направлении моего отца.

– Вегетарианский бургер? Меня вырастили на мясе и картошке, и вот я прекрасно дожил до своих тридцати пяти. – Между прочим, в октябре ему стукнуло сорок три. – Меня кормили родители, и не мое дело было ставить под сомнение, ту или не ту пищу они мне предлагали. – Он приподнимает низ футболки так, что становится виден его плоский рельефный живот, правда, уже без «кубиков», как прежде. Он осуждающе покачивает головой и улыбается мне. Это улыбка человека, у которого есть новая жена, новый сын, новый дом, два новых автомобиля и новая лужайка. И при этом ему приходится оставаться в обществе своих «старых» детей всего часок-другой.

– Я не ем мясо животных, пап. – Если быть честным, то это Финч восьмидесятых вегетарианец.

– И давно?

– С прошлой недели.

– Боже мой… – Папа откидывается на спинку стула и пристально смотрит на меня, а Декка в это время жадно кусает мясо, и по ее щекам течет кровавый сок, собирается у подбородка и начинает капать в тарелку.

– Перестань, пап, – подхватывает Кейт. – Если ему не хочется есть, пускай не ест, вот и все.

Я не успеваю остановить Финча восьмидесятых, и он хладнокровно выдает:

– Существуют различные способы умереть. Можно, например, спрыгнуть с крыши, а можно медленно отравлять себя плотью других существ каждый божий день.