Дженнифер Нивен - Ты не виноват

– С тобой там все в порядке, Ви?

Вайолет наклоняется над оградой, не отпуская моих ног.

– Да, все хорошо!

С громким треском открывается дверь, ведущая на бетонную площадку колокольни, и появляется мой лучший друг Чарли Донахью. Чарли темнокожий, но не как в телевизоре – относительно черный, он абсолютно черный. При этом он носит фамилию, совершенно не ассоциирующуюся с цветом его кожи. В виде компенсации за это у него жуткий шрам на плече.

– Сегодня в столовку привезли пиццу, – докладывает он, словно не замечая того, что я уцепился за ограду, а мои колени отчаянно обхватывает девушка.

– И чего ты там застрял и никак не можешь довести свое дело до конца? – истошно вопит внизу Гейб Ромеро, больше известный под прозвищем Роумер, или просто Болван. Впрочем, его слова вызывают внизу всеобщий хохот.

«Да потому что у меня свидание с твоей мамашей сегодня вечером, о котором я только что вспомнил!» – хочется выкрикнуть мне, но я молчу. Хотя бы потому, что шутка больно уж плоская, да и он сам может заявиться сюда, набить мне морду и сбросить вниз. А это будет уже совсем не тот запланированный прыжок с колокольни.

Но кричу я совсем другое:

– Вайолет, огромное спасибо тебе за то, что спасла меня! Не знаю, что случилось бы, если бы ты не пришла сюда. Наверное, я был бы уже мертв.

В последний момент я замечаю внизу нашего школьного психолога мистера Эмбри. Он смотрит на меня, и у меня появляется только одна мысль: «Здорово. Просто замечательно».

Я позволяю Вайолет помочь мне перелезть через стену, чтобы очутиться наконец на бетонной площадке. Снизу раздаются негромкие аплодисменты. Но предназначены они не мне, а Вайолет, героине дня. Теперь, когда она находится так близко, я вижу, какая гладкая и ровная у нее кожа, если не считать пары веснушек на правой щеке. Ее серо-зеленые глаза заставляют меня задуматься о падении. Они завораживают. Ее глаза такие большие, что кажется, будто видят буквально все на свете. Они одновременно и теплые, и такие деловые… Они настоящие, такие глаза заглядывают внутрь тебя, я вижу это даже через стекла очков. Сама девчонка довольно милая и высокая, но не дылда. Ноги у нее длинные, а бедра округлые, что мне особенно нравится в девушках, потому что многие из них фигурой почему-то больше напоминают мальчишек.

– Я там просто сидела… – начинает Вайолет. – На ограде. Я пришла сюда вовсе не потому, что…

– Можно тебя кое о чем спросить? Как ты считаешь, есть такое понятие, как идеальный день?

– Что?

– Идеальный день. Начало конца. Когда не происходит ничего ужасного, грустного или просто обыкновенного. Как ты думаешь, такое вообще возможно?

– Не знаю.

– А у тебя бывали такие дни?

– Нет.

– У меня тоже, но я жду и не отчаиваюсь.

– Спасибо тебе, Теодор Финч, – шепчет она. Потом тянется ко мне и целует в щеку. В этот миг я ощущаю аромат ее шампуня, похожий на букет цветов, а она продолжает говорить мне прямо на ухо: – Если ты кому-нибудь об этом расскажешь, я тебя убью.

Продолжая держать в руке свои сапожки, она торопливо убегает из-под дождя к маленькой двери, которая ведет на темную шатающуюся лестницу, ведущую в один из ярко освещенных и переполненных толпой школьных коридоров. Чарли следит за Вайолет взглядом, и как только дверь за ней закрывается, сразу поворачивается ко мне.

– Послушай, друг, зачем ты все это вытворяешь?

– Затем, что все мы когда-нибудь умрем. А я просто хочу подготовиться.

Разумеется, причина совсем не в этом, но ему будет достаточно и такого объяснения. На самом деле причин масса, и многие из них меняются день ото дня. Как, например, тот случай, когда были убиты тринадцать четвероклассников на этой неделе, когда какой-то подонок открыл пальбу прямо в физкультурном зале. Или другой пример – девчонка младше меня на два года умирает от рака. Мне еще вспоминается мужик, ни за что ни про что начавший избивать свою собаку прямо перед большим универсамом. Или взять в качестве примера моего отца…

Чарли, может, и подумает обо мне что-то неприятное, но вслух этого не произнесет. Поэтому он и считается моим лучшим другом. И кстати, кроме этого факта, нас вообще-то мало что объединяет.

Официально считается, что в школе я прохожу испытательный срок. Это произошло из-за незначительного случая, в котором были задействованы парта и школьная доска. (Кстати, для вашего сведения: поменять доску, оказывается, стоит очень дорого. Дороже, чем вы способны предположить.) Сюда же можно добавить разбитую гитару на встрече школьников, использование фейерверков в неположенном месте, ну и парочку не очень серьезных драк, наверное. В результате я был вынужден согласиться на следующие условия.

Еженедельно посещать школьного психолога, получать оценки не ниже «хорошо» и участвовать, по крайней мере, в одном школьном кружке помимо обязательной программы. Я выбрал занятия макраме. Причин для этого было несколько. Во-первых, я не имел ни малейшего представления о том, что это такое, а во-вторых, я оказался единственным парнем среди двадцати симпатичных девчонок, что значительно увеличивало мои шансы на успех. Кроме того, я обещал прилично вести себя, аккуратно играть с другими учениками, отказаться от переворачивания парт, впрочем, как и от других выходок, связанных с применением насилия. В любой ситуации я должен был твердо помнить, что мне всегда следует держать язык за зубами и дважды подумать, прежде чем дать волю словам. Видимо, из-за моей несдержанной речи и начинались все мои проблемы и неприятности. Если же что-нибудь пойдет не так, и я снова где-то накосячу, на этот раз меня точно исключат из школы.

Войдя в приемную перед кабинетом школьного психолога, я докладываю о своем появлении секретарю и сажусь на один из удивительно жестких и неудобных стульев, ожидая, когда мистер Эмбри освободится и сможет принять меня. Если я правильно понимаю Эмбриона (так я за глаза называю мистера Эмбри), то сейчас его больше всего должно интересовать, какого черта я забрался на колокольню и что собирался там делать дальше. Если мне повезет, у него не останется времени для дальнейших расспросов.

Через пару минут он открывает дверь и приглашает меня внутрь. Он невысокий, но очень плотного телосложения, чем напоминает маленького упитанного бычка. Как только дверь за мной захлопывается, улыбка мгновенно сползает с его лица. Эмбрион садится на свое место, зависая над столом, и начинает сверлить меня взглядом так, будто я и есть тот самый подозреваемый, которого он непременно должен сегодня же расколоть.

– Какого черта ты забрался на колокольню?

Мне нравится в Эмбрионе не только то, что он удивительно предсказуем. Он хорош еще и тем, что сразу же приступает к делу. Без лишних предисловий. Мы встречаемся с ним со второго класса.