Алекс Ратерфорд - Владыка мира

Акбар поднял украшенные драгоценными камнями руки, давая знак, что будет говорить дальше.

– И поскольку рождение этого ребенка окружено столь особенными знамениями, я решил, что воспитаю его сам.

Салим не сводил с Акбара глаз, изо всех сил пытаясь осмыслить слова отца. Ведь не хочет же он сказать… Но по мере того, как он слушал спокойный, но властный голос Акбара, намерения падишаха становились все яснее.

– Принц Хуррам будет отдан на попечение одной из моих жен, Рухии-Бегум, в мой гарем, чтобы я мог видеть его в любое время дня или ночи. По мере его взросления я поручу особым наставникам следить за его образованием и сам буду принимать в нем участие.

Отец не доверяет ему даже воспитание своего собственного сына? Салим уставился себе под ноги, стараясь не смотреть на Акбара, чтобы сдержаться. Ведь здесь же старейшины, сказал он себе, впиваясь ногтями одной руки в ладони другой настолько глубоко, что выступила кровь. Но возмутиться было невозможно. Салим попытался успокоить свои мысли и справиться с дыханием, которое внезапно стало прерываться, будто ему не хватало воздуха. Тогда другая мысль жестоко пронзила его. Отец видит в Хурраме наследника? Нет, не может быть… Боковым зрением он заметил, что за ним наблюдает Абуль Фазл. Маленькие глазки летописца смотрели на него с интересом, словно оценивая, как Салим воспримет эти новости. «Какую роль во всем этом играет Абуль Фазл? – внезапно задался вопросом Салим. – Не поощрял ли он Акбара выделить Хуррама, чтобы продлить срок собственного пребывания у власти? Летописец может стать регентом, если Хуррам взойдет на престол в детстве…» От этой мысли Салим закипел от гнева, изо всех сил сдерживая желание вынуть кинжал из-за пояса и одним стремительным движением полоснуть Абуль Фазла по мясистому горлу. Но он не станет доставлять летописцу удовольствия наблюдать, как больно ему сейчас от слов отца. Салим постарался принять непринужденный вид, но в мыслях продолжал сосредоточенно соображать, пытаясь понять, зачем Акбар отбирает у него сына. Небольшим утешением оставалось то, что Хуррам будет жить в роскоши, да и Рухия-Бегум отличается добрым нравом. Салим знал ее с детства. Эта седая, непримечательного вида женщина была двоюродной сестрой Акбара – дочерью давно умершего дяди Хиндала – и почти ровесницей падишаха. Детей у нее не было. Ее брак с Акбаром был, вероятно, так же поспешен, как и у многих других обитательниц его обширного гарема… Нет, за Хуррама можно было не беспокоиться. Кто здесь проиграл, так это он и Джод-бай, которая не сможет видеться с сыном каждый день.

При мысли о Джод-бай Салим сжал зубы. Она так долго ждала этого ребенка, что необходимость всецело предоставить его чужим заботам причинит ей ужасную боль. Это Рухия-Бегум будет подбирать для Хуррама кормилиц. И Рухия-Бегум будет каждый день наблюдать, как он растет…

Как только торжественный пир был окончен, Салим побежал искать в гареме Джод-бай. Ее глаза были красны от слез, но она не билась в рыданиях, как сделала бы Ман-бай, если бы у той отобрали новорожденного Хусрава. Она тихо сидела на желтом парчовом диване, сжав руки. Салим наклонился и поцеловал ее.

– Прости. Я не знал, что задумал отец.

Джод-бай немного помолчала. Когда она заговорила, голос ее был спокоен:

– И ведь взамен он одарил меня…

Расцепив руки, она показала то, что сжимала в них, – великолепное золотое ожерелье со сверкающими рубинами и крупным жемчугом. Целые армии сражались и за меньшее.

– Оно прекрасно, но я бы предпочла, чтобы падишах оставил мне сына.

Женщина пропустила яркое ожерелье сквозь пальцы, уронив его на ковер цвета индиго себе под ноги, где оно свернулось украшенной драгоценными камнями змейкой.

– Обещаю тебе, что однажды найду способ отомстить за тебя – и за Хуррама. Он не будет всецело принадлежать только лишь деду, и связь между матерью и сыном всегда будет сильна, независимо от обстоятельств.

Кому это знать, как не ему, думал Салим. Перед его мысленным взором возникло гордое лицо Хирабай, которое смягчалось лишь в присутствии ее сына.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Джод-бай, затем тряхнула головой, словно споря сама с собой. – Конечно, нет. Твой отец – падишах, и то, что он пожелал воспитывать нашего сына, – большая честь для нас. Я не должна жаловаться.

Горе странно преобразило ее округлое личико, обычно сияющее от радости. Салим почувствовал, как слезы защипали и его глаза. Ему было жаль ее и досадно от собственной беспомощности. Но вместе с тем он понял, что нужно делать. Скрой свои чувства, сказал он себе, будь терпелив. Твое время настанет… Ты будешь править.

Но чем больше Салим впоследствии размышлял над этими словами, тем меньше сам в них верил. Все это напоминало больше беспомощность, чем терпение. Каждый день он должен был жить со знанием, что совершенно ничего не может сделать. Он полностью зависел от Акбара, восхищение и интерес которого к внуку нисколько не ослабли. Салим знал, что должен радоваться, что его отец так любит Хуррама… то, что он не должен испытывать досады от того, что отец никогда не относился так к нему самому. Но это было тяжело. И так же тяжело было смотреть на Хуррама, когда его изредка приносили к Джод-бай. Он извивался в ее руках, которых не знал, и плакал, требуя вернуться к кормилице, которую назначила Рухия-Бегум. Джод-бай пыталась не показывать своего горя, но оно никогда не покидало ее, Салим был уверен. Все время мыслями он возвращался к Абуль Фазлу, который, конечно, приложил руку ко всему, что разбило его надежды.

– Светлейший, твой приход – большая честь для меня. Я как раз делал записи об отъезде повелителя в Агру, где он осматривает работы по восстановлению крепости.

Абуль Фазл встал, когда Салима провели в его палату. Его мясистое лицо было озарено вежливой улыбкой, но маленькие глазки смотрели настороженно.

– Я удивлен, что ты не поехал с ним.

– Повелитель будет отсутствовать почти два месяца. Он хотел, чтобы я оставался в Лахоре и мог сообщать ему о происходящем здесь, если понадобится.

Абуль Фазл говорил спокойно и уверенно, и этот уверенный тон вкупе с неизменной улыбкой всегда останавливали Салима. Но сейчас он был полон решимости говорить начистоту.

– Я только что узнал, что мой брат Мурад назначен наместником Мальвы и Гуджарата.

– Совершенно верно, светлейший. Он покинет Лахор и через месяц займет свою новую должность.

– Эту должность я просил у отца для себя. Он сказал мне, что подумает об этом. Что произошло?

Абуль Фазл развел руками.

– Этот вопрос лучше всего задать повелителю. Ведь, как тебе хорошо известно, наместников он назначает сам.