Габриэль Маркес - История похищения

– Эскобар, должно быть, очень нервничает, раз так интересуется своим гороскопом, – заметил один журналист.

Дело в том, что, узнав об изысканиях Маурисио Пуэрты, Эскобар захотел выяснить все до мельчайших подробностей. Однако два его посланника не добрались до цели, а один и вовсе сгинул навеки. Тогда Пуэрта сам решил пойти навстречу Эскобару и устроил в Медельине широко разрекламированный семинар, но из-за каких-то странных недоразумений увидеться им так и не удалось. Пуэрта воспринял это как указание свыше: звезды не позволяли вмешиваться в судьбу Эскобара, поскольку она была уже окончательно предрешена.

Супруга Пачо Сантоса тоже получила сверхъестественное откровение от ясновидящей, которая когда-то удивительно точно предсказала гибель Дианы, а про Пачо уверяла, что он жив. В апреле Мариаве снова где-то встретила эту женщину, и, проходя мимо, та шепнула ей на ухо:

– Поздравляю! Он скоро вернется.

Вот, собственно говоря, и все, чем можно было утешаться до того дня, как падре Гарсия Эррерос выступил с загадочным обращением к Пабло Эскобару. Как он дошел до столь промыслительного решения и какое отношение имело к нему море в Ковеньясе, до сих пор будоражит любопытство колумбийцев. Но подробности этой истории интригуют еще больше.

12 апреля падре поехал к доктору Мануэлю Элькину Патарройо, человеку, которому посчастливилось создать вакцину против малярии. Гарсия Эррерос хотел, чтобы тот организовал под эгидой передачи «Минута с Богом» медицинский пункт ранней диагностики СПИДа. Помимо молодого приходского священника, падре сопровождал его близкий друг, благотворитель, устраивавший его земные дела. Этот человек, который просил не называть его имени, не только по собственному почину построил и подарил падре часовню, но и исправно отдавал ему на социальную работу десятину со своих доходов. Они ехали в машине в Институт иммунологии, которым руководил доктор Патарройо, и вдруг благодетеля осенило.

– Послушайте, падре! – воскликнул он. – А что, если вы вмешаетесь в эту историю и поможете Пабло Эскобару сдаться?

Он сказал это совершенно внезапно, без всяких видимых причин.

– Это мне было ниспослано свыше, – позднее скажет этот человек, как всегда говоря о Боге со смирением верного раба и доверием любящего друга. Падре же словно стрела вонзилась в сердце. Он помертвел.

Доктор Патарройо, который совсем не знал великого проповедника, был поражен его деловитостью, однако благотворитель оценил состояние святого отца совершенно иначе.

– Падре слушал его вполуха, – вспоминает он, – а сам только и думал, что о моих словах. А под конец так занервничал, что я даже испугался за него.

Благодетель пригласил падре отдохнуть у него в Ковеньясе. Это такой популярный курорт на Карибском море, где прохлаждаются тысячи туристов и заканчивается нефтепровод, по которому проходит 250 тысяч баррелей нефти в день.

Но падре никак не мог успокоиться. Он почти не спал, выбегал из-за стола посреди обеда и подолгу в любое время дня и ночи бродил по берегу.

– О, море в Ковеньясе! – восклицал он, стараясь перекричать грохот волн. – Скажи, я могу это сделать? Я должен это сделать? Ты же все знаешь! Скажи, мы не умрем при этой попытке?

Возвращаясь после этих бурных прогулок, падре какое-то время держал себя в руках, как будто море и впрямь дало ему ответ, и во всех подробностях обсуждал с хозяином дома план дальнейших действий.

Во вторник на обратном пути в Боготу падре окончательно все обдумал и полностью успокоился. В среду жизнь вошла в привычную колею: в шесть утра падре встал, принял душ, надел черную сутану с белым воротничком, накинул поверх сутаны белоснежную мантию и принялся разгребать завалы дел с помощью своей бессменной секретарши Паулины Гарсон, без которой он не мог обходиться уже полжизни. В тот вечер Гарсия Эррерос затронул на телевидении тему, которая не имела ничего общего с тем, что сейчас занимало его мысли. В четверг утром доктор Патарройо, как и обещал, дал положительный ответ на предложение падре о сотрудничестве. От обеда падре отказался и, приехав без десяти семь на телестудию «Интрависьон», откуда транслировалась его передача, выступил с импровизированным обращением к Эскобару. Эти шестьдесят секунд изменили всю его оставшуюся жизнь. По возвращении домой падре поджидали корзина телефонограмм со всей страны и орды журналистов, которые с того вечера уже не теряли его из виду, пока он не выполнил свое обещание отвести Пабло Эскобара за руку в тюрьму. Процесс переговоров вступал в завершающую стадию, хотя будущее все еще терялось в тумане. Общественное мнение разделилось: большинство считало падре святым, однако находились и другие, называвшие его полусумасшедшим. Впрочем, жизнь падре Гарсии Эррероса свидетельствовала о том, что к нему приложимо много эпитетов, но только не этот. В январе падре стукнуло восемьдесят два года, а в августе исполнялось пятьдесят два со дня его рукоположения. Среди влиятельных колумбийцев он, пожалуй, был единственным, кто никогда не метил в президенты. Его седая голова и белая шерстяная накидка, надетая поверх сутаны, были известны на всю страну. Падре был одним из самых уважаемых граждан. В девятнадцать лет он писал стихи, которые затем вышли в сборнике. Позже, тоже в юные годы, Гарсия Эррерос опубликовал еще несколько книг под псевдонимом Старец. За свои рассказы падре получил премию, о которой давно успел позабыть, а за социальную работу снискал сорок шесть наград. И в горе, и в радости он всегда проявлял трезвомыслие, был общителен, любил шутки и анекдоты самого разного свойства, и в решительные моменты чувствовалась его народная жилка; падре хоть и носил белую мантию, но сам белым и пушистым не был, оставаясь в душе истинным сантандерцем.

Жил он по-монашески аскетично в приходском доме ордена эудистов, в келье с протекающим потолком, который запрещал ремонтировать. Спал на голых досках без матраса и подушки, под тонким лоскутным покрывалом, на котором были изображены домики. Покрывало сшили для падре сердобольные монашки. Ему пытались подарить перьевую подушку, но он отказался, считая это небогоугодным делом. У падре были всего одни ботинки, одна смена белья и одна мантия, которые он носил, пока ему не подарят новые. Ел он мало, но отличался хорошим вкусом, разбирался в блюдах и винах, однако избегал приглашений в шикарные рестораны, боясь, как бы люди не подумали, что он платит сам. В одном из таких заведений падре увидел светскую львицу, на пальце которой красовался бриллиант величиной с миндаль.

– Будь у меня такой перстень, – напрямик заявил ей падре, – я бы построил сто двадцать домиков для бедняков.