Габриэль Маркес - История похищения

Немного побеседовав с начальником о том, как повлияет освобождение заложников на обстановку в стране, Маруха спросила про кольцо, которое у нее отняли в другом доме в ночь похищения.

– Не беспокойтесь, – заверил начальник. – Все ваши вещи в целости и сохранности.

– Как же не беспокоиться? – возразила Маруха. – Ведь кольцо забрали в другом доме, и того, кто забрал, я больше не видела. Это, случайно, были не вы?

– Нет, – покачал головой шеф. – Но вы все равно не беспокойтесь. Ваши вещи здесь. Я их видел.

Жена Дворецкого вызвалась купить для Марухи все, что ей нужно. Маруха заказала тушь для ресниц, карандаши для губ и бровей и колготки взамен тех, что порвались во время похищения. Позже пришел хозяин, встревоженный отсутствием новостей. Он боялся, что в последний момент, как часто бывало, у Эскобара изменятся планы. Маруха, напротив, была спокойна. Она приняла душ и надела то, в чем была, когда ее похитили. Только бежевый пиджак намеревалась надеть перед самым выходом.

По радио целый день подогревали интерес, рассуждая об освобождении заложников, интервьюируя их родственников, распространяя неподтвержденные слухи, которые в следующий момент опровергались еще более громкими известиями. При этом ничего нельзя было сказать наверняка. Слыша голоса детей и друзей, Маруха радовалась, но понимала, что радость преждевременна, ведь неизвестно, что ждет ее впереди. По телевизору опять показали отремонтированную квартиру и мужа, который с удовольствием общался с полчищами журналистов, истомившихся от ожидания. Маруха смогла внимательнее рассмотреть детали интерьера, которые так шокировали ее поначалу, и настроение у нее улучшилось. Охранники, в бешеном темпе наводившие в доме чистоту, прерывали уборку, чтобы послушать последние новости, и старались подбодрить Маруху. Но чем ближе становился вечер, тем хуже у них это получалось.

В сорок четвертый понедельник своего президентства Гавирия проснулся без будильника в пять утра. Обычно он вставал в темноте, чтобы не тревожить Ану Милену, которая порой засыпала позже его. Побрившись и переодевшись на работу, он садился на складном стульчике в прохладном полумраке коридора, где можно было послушать новости, никому не помешав. У него был маленький транзистор, который он подносил прямо к уху, включив на очень маленькую громкость. В газетах Гавирия бегло просматривал абсолютно все, от передовиц до рекламных объявлений, и прямо руками, без ножниц, отрывал интересные публикации, чтобы потом обсудить их со своими секретарями, советниками или министрами. Однажды ему попалась заметка о том, что правительство должно было сделать, но не сделало, и Гавирия послал ее соответствующему министру, черкнув на полях: «Когда, черт побери, министерство решит этот вопрос?»

Решение последовало незамедлительно.

В понедельник обсуждалась только одна новость: грядущее освобождение заложников. Все напряженно ждали встречи президента с падре, который собирался рассказать о переговорах с Эскобаром. Президент перекроил свое расписание, чтобы можно было принять священника в любой момент: какие-то не очень срочные встречи отменил, какие-то переназначил на другое время. Первым по расписанию на понедельник значилось совещание с советниками. Президент открыл его своей коронной школьной фразой:

– Сначала решаем эту задачу.

Несколько советников побывали в Каракасе, где в пятницу встречались с упрямым генералом Масой Маркесом. Во время беседы советник по делам печати Маурисио Варгас выразил беспокойство из-за того, что ни члены правительства, ни другие официальные лица не знают, как далеко готов на самом деле зайти Пабло Эскобар. Маса был уверен, что он не сдастся, поскольку доверяет только Конституционной Ассамблее. Варгас возразил:

– Какой смысл в помиловании, если личные враги и Калийский картель приговорили его к смерти? Конечно, амнистия Эскобару не повредит, но для него это не окончательное решение.

Наркобарону и его приспешникам, по мнению Варгаса, нужно было срочно сесть в надежную тюрьму, чтобы очутиться под защитой государства.

Советники опасались, что падре Гарсия Эррерос, явившись в полдень на аудиенцию к президенту, озвучит какое-нибудь неприемлемое требование Эскобара, которое тот выдвинет в последний момент, заявив, что иначе не сдастся и не освободит заложников. Для правительства такое фиаско было бы непоправимой катастрофой. Габриэль Сильва, советник по международным вопросам, предложил подстраховаться двумя способами: во-первых, президенту лучше не встречаться с падре наедине, а во-вторых, сразу после окончания встречи нужно выпустить подробнейшее коммюнике. Во избежание домыслов и кривотолков. Рафаэль Пардо, улетевший накануне в Нью-Йорк, по телефону одобрил эти меры.

Президент принял падре Гарсию Эррероса в полдень. С падре пришли два священника из его прихода, а также Альберто Вильямисар с сыном Андресом. Со стороны президента на встрече присутствовали его личный секретарь Мигель Сильва и Маурисио Варгас. Президентская пресс-служба сделала фотографии и видеозапись, чтобы передать в СМИ, если встреча пройдет успешно. Если же нет, у журналистов по крайней мере не будет свидетельств ее провала.

Прекрасно сознавая важность момента, падре подробно рассказал президенту о встрече с Эскобаром. Он совершенно не сомневался, что Эскобар сдастся и освободит заложников. Свои слова священник подтвердил записями, сделанными вместе с Эскобаром при встрече. Единственное условие Эскобара состояло в том, что он хочет сидеть не в Итагуи, а в Энвигадо, поскольку там безопаснее.

Президент прочитал записи и вернул их падре. Ему бросилось в глаза, что Эскобар не обещал выпустить заложников, а согласился лишь переговорить об этом с Невыдаванцами. Вильямисар объяснил, что Эскобар перестраховывается. Он никогда не признается, что заложники в его руках, поскольку это было бы доказательством его вины.

Падре поинтересовался, что делать, если Эскобар будет настаивать на его присутствии при сдаче властям. Президент считал, что надо соглашаться. А по поводу риска – падре выражал такие опасения – заявил, что никто лучше самого Эскобара не способен обеспечить безопасность его собственных действий. В конце президент сказал (найдя, кстати, поддержку у сопровождающих Гарсию Эррероса лиц), что на данном этапе необходимо свести публичные высказывания к минимуму, дабы не испортить все одним неосторожным словом. Падре согласился и, прощаясь, неожиданно заявил:

– Я сделал это, чтобы послужить стране. И если будет нужно, готов помочь еще. Например, провести мирные переговоры с этим… другим священником.

Все мгновенно догадались, что речь идет об испанском священнике Мануэле Пересе, команданте Национальной армии освобождения. Встреча длилась двадцать минут, никакого официального коммюнике не последовало. Общаясь с прессой, верный своему обещанию падре проявил образцовую сдержанность.