Лора Флоранд - Француженки не терпят конкурентов

Две недели понадобилось Филиппу, чтобы понять одну из причин, почему аромат шоколада Магали, кажется, издевается над ним, навязчиво проникая повсюду даже в ее отсутствие: его служащие, возвращаясь с каждого чертова перерыва, приносили этот аромат с собой на своих одеждах. Один из кондитеров нагло прошагал на рабочее место с запачканными шоколадом усами, а теперь еще испачкал белый рукав куртки, с виноватым видом стерев его с лица под сверкающим осуждением взглядом Филиппа.

А ведь ему еще ни разу не удалось завлечь ее в свою новую кондитерскую. От этой мысли ему захотелось что-нибудь разбить.

Вместо этого он еще больше разозлился. Putain [57], он заставит ее пожалеть об этом.

Журналы и блоги рассыпались восторгами по поводу новых витрин Филиппа: «неотразимы», «воплощенный соблазн», «тактильный, вкусовой и зрительный экстаз», «чистейшая трагедия пройти мимо, не имея шанса зайти внутрь», и, наконец, «никто не останется равнодушным…».

За исключением одной заносчивой особы.

Она сводит его с ума.

Она не попробовала ничего из богатейшего изобилия сладостей, выставленных в его витринах. Он даже не видел, чтобы она хоть на секунду задержалась у его витрин. Все ее поведение свидетельствует о том, что они ни в малейшей степени не привлекают ее.

Господи, а еще она подсылает к нему озабоченных красоток. Он вложил в новые витрины всю свою душу. А она ведет себя так, словно ничто в них не вызывает в ней искушения. Словно она продолжает преспокойно спать по ночам.

А вот ему не спалось. Он просыпался, мечтая о chocolat chaud.

И как же ароматен тот темный густой шоколад! Помешиваемый в теплой кухонной каморке хрупкой ручкой с защищенными безупречной броней маникюра холеными пальчиками, без защитных доспехов она ведь вообще не показывалась во внешнем мире. Роскошный горячий шоколад замешивался в крохотной кухне, где его аромат мгновенно одурманивал любого входящего. Что же она подмешивала в напиток? Какие-то желания или проклятия?

«Я выпью его, да, выпью! – мысленно пообещал себе он. – Если ты не осмеливаешься попробовать ни одно из моих творений, то мне достанет смелости попробовать твои!»

Похоже, скоро он будет готов на коленях умолять ее соизволить попробовать его pвtisseries. Фирменные пирожные! Пирожные знаменитого Филиппа Лионне!

Он широким шагом вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, но не собирался больше торчать возле «Волшебной избушки». Не его вина, что ближайший сквер находился в ее конце улицы. И что ему необходимо хорошенько размять ноги.

Несмотря на все свои внутренние зароки, он взглянул на другую сторону улицы.

Высокий черноволосый мужчина, постояв возле витрины ведьмочек, открыл их дверь и с видом хорошего знакомого зашел внутрь.

Филипп буквально окаменел. Сильван? Какие, черт возьми, дела могут быть с ними у Сильвана Маркиза? И ему, конечно, было не наплевать, что именно интересует тут Сильвана. Этот шоколатье искусен в изготовлении конфет – Филипп отдавал ему должное, – хотя его сфера деятельности едва ли могла вызывать конкурентное беспокойство у фирмы самого Филиппа Лионне. Но прежде всего его встревожило то, что вообще мог делать этот шоколатье на этой улице? Это были владения Филиппа. И вторжение сюда… Огромная когтистая лапа царапнула его истерзанную душу. Пробовала ли она конфеты Сильвана? Поила ли его своим зельем?

Нервной размашистой походкой он устремился дальше по улице.

Когда Филипп вошел в кафе-кондитерскую, серебряный колокольчик оповестил о его приходе тихим предупреждающим звоном. Магали, Женевьева и Сильван сгрудились за маленьким столом над раскатанным листом бумаги, головы Сильвана и Магали сблизились настолько, что упавшие черные пряди поэтически удлиненных мужских волос смешались с подобными черными локонами женской прически.

У Филиппа перехватило дыхание, ярость заколотилась в нем громоподобной дробью огромного барабана, лишая возможности воспринимать любые иные звуки.

Он знал, что Сильван Маркиз последнее время напряженно трудился, изобретая для новых сортов своих конфет пылкие названия в честь очаровательной миллионерши, которая таяла от одной его улыбки; Филипп как раз недавно согласился приготовить piиces montйes [58]для их свадьбы. Но, в конце концов, хорошо ли он знал натуру Сильвана? По виду он, безусловно, прожженный дамский угодник. А как интимно сплелись их волосы! И Эша еще принесла им поднос с чаем и шоколадом. Вот Сильван мог его пить без опаски. Его тут никто не пытался усмирить. А глаза Магали лучились от удовольствия. Гневные мысли так бешено запульсировали в голове Филиппа, что вскоре уже начали гудеть в ушах густым басом, оглушительно и навязчиво.

– Сильван, – произнес он ясным спокойным голосом, видимо, надеясь, что внешнее спокойствие вернет ему и способность разумно мыслить.

Женевьева посмотрела поверх его головы, бросив суровый взгляд на дверной колокольчик.

– Пора нам отладить эту балаболку. С чего это вы надумали опять заявиться сюда?

Сильван, оторвавшись от бумаг, быстро протянул руку и обменялся с Филиппом рукопожатием.

– Филипп… Как идут дела в новой кондитерской?

– Как и ожидалось, – бросил Филипп, что прозвучало почти скромно, поскольку он мог бы признаться, что «побил все предыдущие рекорды», и у него в голове не укладывалось, почему эти ведьмочки взглянули на него так, словно он невыносимо тщеславен и с него надо бы сбить спесь.

Его почти не волновало мнение двух пожилых женщин, но от испепеляющего пренебрежения в глазах Магали кровь в нем едва ли не закипела.

Только Сильван, видимо, по достоинству оценил его ответ.

– Мои поздравления. – Он вновь пожал ему руку. – Ради этого вам пришлось адски много трудиться.

Сильван, вероятно, понимал, каких трудов стоит добиться успеха в их мире изысканной гурманской кулинарии. И безумие заключалось в том, что единственная персона в этом кафе, которую Филиппу хотелось схватить за грудки и выдворить вон, как раз отдала ему дань должного уважения.

– Чашечку шоколада? – предложила ему Магали с иезуитской улыбочкой.

Пристально глянув на нее, он слишком глубоко вздохнул, и аромат ее шоколада не только заполнил его легкие, но и, казалось, пролился каплей на его язык. Черт возьми, на что же похож его вкус?

Поддавшись порыву выдворить Сильвана Маркиза со своей территории, он сунулся в кафе ведьмочек с пустыми руками, не имея при себе ничего для ответного искушения Магали. И сейчас остро почувствовал грубую неловкость собственного появления. Вот Сильван наверняка притащил им в подарок свои гнусные треклятые конфеты. И их она, вероятно, с наслаждением съела. Putain de bordel de merde! [59]

Он попытался разглядеть, каково содержание того рулона, над которым они склонились. Какие-то наброски? Нечто причудливо сказочное. Поработав в прежние годы с этим шоколатье над особыми заказами, Филипп узнал четкий, размашистый стиль Сильвана. Второй стиль отличался прихотливой извилистостью линий, точно сказочные кружева вплетались в упрощенный комикс, а третий угловато загадочный почерк, похоже, говорил о представительнице старшего поколения. И этот последний, должно быть, принадлежал Женевьеве. Означало ли это, что прихотливые смешные переплетения изобразила Магали?