Лора Флоранд - Француженки не терпят конкурентов

К тому времени ее уже обтекал оживленный поток людей, спешно вылезших из кроватей и устремившихся на работу в середине напряженной рабочей недели, проходящей, как водится, в агрессивном ключе. Порой в этот поток вклинивались туристы, активные и заинтересованно поблескивающие глазами. Экипированные дневниками и фотокамерами, они вылезли на улицы пораньше, чтобы пропитаться деловым духом города. В отличие от туристов, Магали не выделялась из толпы. Ничуть.

В зеркале ванной комнаты она выглядела изысканно, безупречно, именно так, как хотела выглядеть, чтобы произвести желаемое впечатление. На острове букеты роз приветствовали ее с любовью и уважением. А здесь – здесь она ассоциировалась лишь с очередной парой сапожек, чьи каблучки бодро стучали по тротуарам.

Добравшись до кондитерской Филиппа Лионне в квартале Сен-Жермен, она стала всего лишь двадцатичетырехлетней женщиной с ограниченными средствами для удовлетворения ее вкуса к моде в изысканной и полной соблазнов, живущей напряженной жизнью столице.

Но вот он… его власть ощущалась повсюду. Его родовое имя красовалось на Елисейских полях, на улице Фобур Сен-Оноре и здесь, на бульваре Сен-Жермен, – в общем, во всех центральных кварталах столицы. Пока они с тетушками скромно поддерживали тайную привлекательность кафе для избранных в самом сердце Парижа, он подавлял своим превосходством весь этот падкий на соблазны город, снисходительно принимая льстивые восхваления. В витрине его кондитерской поблескивал позолоченными буквами фамильный герб. В изящных строчках на фасаде его заведения запечатлелись триумфальные достижения фамильной истории. Он происходил из старинного рода диктаторов вкусовых пристрастий парижан.

Вывеска на его кондитерской гласила, что она не откроется до десяти утра. Осуждающе глянув на дверь, Магали решительно толкнула ее и, удивившись тому, что та легко поддалась, зашла в пустой зал. Именно так поступала Женевьева, когда что-то вызывало ее недовольство. Интерьер выглядел потрясающе. Фресковая живопись над полированными деревянными панелями перемежалась резным лиственным орнаментом, увитым бутонами роз, ставшим неотъемлемой частью фирменного декора со времен открытия их первой семейной кондитерской полтора столетия тому назад. Из каждого угла лепного потолка на вас взирали львиные морды, оскалившие пасти в грозном рыке. Зеленые мраморные колонны вздымались над поблескивающими застекленными витринами, чье содержимое выглядело более заманчиво, чем королевская сокровищница, а разнообразными оттенками цвета и богатством форм превосходило сундук с самоцветными драгоценностями. Столики и стулья, казалось, изготовили еще в те времена, когда дамы носили роскошные пышные платья, пошитые из двадцати ярдов шелка, а кавалеры склонялись перед ними, целуя руки.

Все это вызвало у нее сильное раздражение. Ей захотелось вдруг развернуться и уйти. Присутствие хоть одного служащего, способного сделать ей пренебрежительное замечание, могло бы пробудить ее чувство гордости. Но это процветающее совершенство пока пустовало.

Ее живот сжался от тошнотворно приторного и густого страха. Что это за глупая затея пришла ей в голову! Здесь, за пределами своего острова, она чувствовала себя мелкой и бессильной. Букашкой. Обаятельный, знаменитый Филипп Лионне, вероятно, лишь смерит ее скептическим взглядом. И выставит вон без всяких разговоров. Уверенно она чувствовала себя лишь в скромном пристанище своего колдовского дома на тихом островке Сены. Его же господство охватывало целый город, а влияние распространилось по всему свету.

Гордо выпрямившись, она расправила плечи и смело толкнула другую дверь – в конце зала. И вот Магали вступила в неведомый ей мир.

Впервые она попала на профессиональную кулинарную кухню, в лабораторию, где рождались изысканные пирожные. Ее поразило изобилие металлического блеска: дверцы шкафов и холодильников сверкали чистотой под мраморными столешницами. Металлические стеллажи для охлаждения изделий. Громадные стальные смесители. Полки, заполненные рядами пластиковых контейнеров, с соответствующими этикетками на крышках. В этом помещении с покрытыми белыми плитками стенами и полом трудились облаченные в белые наряды мужчины, и несколько женщин также сосредоточенно склонялись над огромными металлическими подносами. Одна женщина выкладывала круглыми листочками пергамента углубления на печном противне. Рядом с ней кондитер выдавливал безупречно одинаковые меренги на подобным образом размеченную пергаментную бумагу. Мастерица за другим столом перекладывала створки ракушек миндального печенья с противня на многоярусную стойку с подносами.

Металлический фон сцены действия разнообразила богатая цветовая палитра: ярко-зеленые миндальные ракушки соседствовали с пирожными персиковых и гранатовых оттенков. Кто-то выдавливал из кондитерского мешка ароматный ганаш [10], заполняя створки миндальных ракушек. Долговязый подросток чистил авокадо с таким завидным искусством, что спираль шкурки скручивалась в полую башенку.

Шуточки, казалось, естественно соседствовали с глубокой сосредоточенностью, и кто-то из поваров, проходя по мастерской с огромной, извергающей пар кастрюлей, смешно выкрикивал:

– Chaud, chaud, chaud! [11]

Высокий мужчина с широкой уверенной улыбкой внезапно безудержно расхохотался, грива его волос откинулась назад, а руки скрылись под слоем крема абрикосового цвета. Лопнул кондитерский мешок.

Смех заполнил все помещение, его всеобъемлющая энергетика заразила всех и каждого. И тот входной колокольчик из «Волшебной избушки» вновь прозвенел чистым и пронзительным звоном, наполнившим ее сердце мучительной терзающей болью – и теперь то же чувство удерживало ее здесь прикованной к месту извержением чужой радости.

Филипп Лионне. Она совершенно не могла представить себе его в их кондитерской, но здесь узнала мгновенно.

Даже если бы она никогда не видела его лица во множестве журнальных статей и телевизионных интервью, то все равно узнала бы этого властителя вкусов столичных джунглей.

Она пристально взирала на него, ощущая себя маленькой упрямицей в своей шелковисто-кожаной экипировке. Дерзкой и вызывающей. Dieu [12], ведь он создавал здесь сотни миндальных пирожных, неизменно безупречных и идеальных. Магали сама попыталась однажды приготовить миндальное печенье, потратила кучу времени, стремясь добиться успеха, и в итоге выбросила в мусор неудавшуюся плоскую и сухую выпечку. И она понятия не имела, куда можно добавить авокадо. Но ей вдруг ужасно захотелось попробовать десерт, в который его добавляли здесь.