Амели Нотомб - Кодекс принца. Антихриста (сборник)

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Сигрид, я хочу спать подле вас. Я обещаю вам, что не воспользуюсь ситуацией.

– С какой стати я должна вам это позволить?

– С такой, что я вами околдован. Стоит вам уйти, хоть на пять минут, хоть в соседнюю комнату, – мне вас уже не хватает. Серьезно, я не представляю, как буду жить без вас. И право, я не вижу в моей просьбе ничего преступного. Если только не последует откровенного поощрения с вашей стороны, у меня и в мыслях нет оскорблять вас грязными домогательствами.

– Ну что ответить на такую дичь?

– Вот увидите, все будет так, как я сказал. Самым естественным образом. Мы допьем эту бутылку «Круга», потому что для нас есть непреложные ценности, а потом ляжем в постель, как брат с сестрой. Вы одолжите мне пижаму Олафа.

В пижаме покойного я утонул. Сигрид облачилась на ночь в коротенькую атласную сорочку с набивным узором.

– Бесконечность, – заметил я.

– Я лягу слева.

Она улеглась под пуховое одеяло и сразу уснула. Если я и лелеял в душе план обольщения, то потерпел неудачу. Я прошел на цыпочках в свою комнату и, не зажигая света, подкрался к окну посмотреть, по-прежнему ли мы под наблюдением. Еще не совсем стемнело, и я увидел обоих голубчиков на посту.

Я вернулся в спальню Сигрид и лег в ее постель. Сколько времени мы сможем так продержаться? Выражение «жить одним днем» обрело свой смысл сполна.

Под тихий шелест ее дыхания я уснул. Несколько раз за ночь я вставал по нужде и, возвращаясь в постель, млел от счастья: не чудо ли, что Сигрид спит ангельским сном и я сейчас улягусь рядом! Опасность, правда, тревожила меня, но спать отнюдь не мешала. И я каждый раз засыпал так крепко, словно хотел выстроить неприступную стену из сна.

Когда я проснулся, Сигрид рядом не было. Я пулей вылетел из комнаты и стал в панике звать ее.

– Я здесь, сейчас принесу вам завтрак в постель.

Успокоившись, я пошел умыться холодной водой и тут услышал, как открылась дверь, выходившая на улицу. Я бросился к окну моей комнаты: молодая женщина шла через сад, не замечая двух уставившихся на нее типов. Она достала почту из ящика, вернулась в дом и заперла дверь на ключ. Я выдохнул и снова улегся в постель.

Вошла Сигрид с подносом.

– Тосты с апельсиновым джемом вас устроят? Если нет, я сбегаю в булочную за свежими булочками с изюмом.

– Не надо, все прекрасно.

Я налил ей чашку кофе, предложил тост – она отказалась, – и попробовал джем с горьковатыми корочками.

– Я вижу, мое присутствие не помешало вам спать, – сказал я.

– Мое вам тоже.

– Вы сейчас выходили за почтой. Больше мы со стороны улицы не показываемся, договорились? Не забывайте о вчерашнем решении.

Сигрид закатила глаза, словно услышала сущую околесицу от несмышленого ребенка. Пока она вскрывала конверты, я ел и думал о своем почтовом ящике: набит ли он под завязку или все так же пуст, как был при мне? Я давно заметил, что почта подчиняется закону всеобщего свинства: писем мало, а то и вовсе нет, когда нам нужны контакты с внешним миром, и видимо-невидимо, когда больше всего хочется, чтобы нас оставили в покое.

Тосты таяли во рту. Никогда я столько не ел за завтраком, как здесь, на вилле. Здоровый крепкий сон наверняка этому способствовал. Я мазал джемом не знаю который по счету тост, как вдруг заметил, что Сигрид смотрит на меня глазами, полными ужаса, держа в руке распечатанное письмо.

– Плохие новости? – спросил я и сам услышал, как фальшиво звучит мой голос.

– Кто вы такой?

Как я мог об этом не подумать? Филеры, видно, открыли ей правду в эпистолярной форме. Но какую правду?

– Сигрид, вы же знаете, главное в нашем деле – секретность.

– Олаф умер! Вы убили моего мужа!

– Нет! Он умер у меня на глазах, но я ни при чем. У него случился сердечный приступ в моей квартире.

– Будь это так, вы бы мне сказали!

Ну конечно. Какой я идиот!

– Сигрид, клянусь вам, это правда.

– Такая же правда, как то, что вас зовут Олафом, да?

Припертый к стенке, я выложил карты на стол:

– Меня зовут Батист Бордав, я француз, мне тридцать девять лет. Я до сих пор так и не понял, кем был ваш муж и чем он занимался. В субботу утром он позвонил ко мне в дверь – почему именно ко мне? – попросил разрешения сделать телефонный звонок и тут же умер. Я ударился в панику и не вызвал полицию. А поскольку жизнь у меня – одно название, мне захотелось побыть Олафом. Я отправился по адресу, указанному в его документах, – из чистого любопытства. Остальное вы знаете.

– Нет, не знаю. Что вы здесь делаете?

– Пью шампанское, смотрю на вас, ем, отдыхаю.

– Я вам не верю. Вы, кажется, рылись в вещах Олафа.

– В самом деле.

Я рассказал ей о мелодии из десяти нот и о том, как я вычислил таинственный телефонный номер, по которому звонил покойный.

– И после этого я должна вам поверить, что вы не имеете отношения к профессии?

– Я польщен, если вы убеждены в обратном.

– А что было бы, не получи я этого письма?

– Ничего. Я понимаю, это кажется странным. Я никогда не был так счастлив, как здесь, с вами. Если бы окаянное послание не положило этому конец, я бы хотел, чтобы такая жизнь длилась вечно.

– И вы не сообщили бы мне о смерти моего мужа?

– Мне казалось, он вам дорог, и я не хотел нарушать нашу идиллию.

– Нашу идиллию!

– Ну да, это слово обычно употребляют, когда два человека друг другу нравятся.

– Говорите за себя.

– Может быть, сейчас вы меня презираете. Однако я припоминаю моменты, когда было именно так.

– Я хорошо воспитана, а вы много о себе понимаете, вот и все объяснение.

– Сигрид, я вас не узнаю.

– А уж я-то вас!

– Ладно. Сейчас не время препираться, надо действовать. Мы в окружении не понарошку, а взаправду, третий день за домом следят. Что вы предлагаете?

– Это ваша проблема. Лично мне ничего не грозит.

– Вы так думаете? Письмо подписано Жоржем Шеневом?

– Вы с ним знакомы?

– Это человек, которому Олаф звонил от меня перед смертью. Что вы о нем знаете?

– Впервые слышу это имя.

– Возможно, он враг Олафа. Все это смахивает на инсценировку. Я не могу поверить, чтобы Олаф случайно явился умирать ко мне. Тем более что накануне один тип завел со мной разговор, будто специально подсказывал, как себя вести в такой ситуации. Олаф был моим ровесником, такого же роста, тоже брюнет. Обмен был в принципе возможен.

– Вы не той весовой категории.

– При таком питании вес я бы скоро набрал, – ответил я, кивнув на поднос с завтраком.

Как ни странно, именно последний довод, кажется, убедил ее в моей искренности.

Сигрид пошла в мою бывшую комнату, чтобы рассмотреть из окна наших шпионов. Вернувшись, она сказала, что они ей не знакомы и, на ее взгляд, не опасны.