Барбара Вайн - Ковер царя Соломона

Обещала? Слова собеседника сильно озадачили женщину. Она сама не могла понять, что чувствует.

– Я снял кабинет пятого класса и еще кабинет рисования. Джарвис сказал, что там свободно.

Значит, он будет жить прямо над ней и Томом, на третьем этаже, там, где обитает Джед и находится комната с поездами, а еще колокол. И он будет там не только днем. Скрипачка снова покраснела, и это не укрылось от ее друга. Алиса догадалась об этом по улыбке, мелькнувшей у него на губах. Она уже забыла, что в помещении полно народу, воняет сигаретным дымом и стоит дикий гвалт. Они были вдвоем, и она почувствовала себя слабой и беззащитной. Аксель сжал ее пальцы:

– Во что ты веришь, Алиса?

– Что ты имеешь в виду? Бога? Жизненные принципы? – отважилась она уточнить.

– Решай сама.

– Тогда в музыку…

– Ага, так и думал, что ты это скажешь.

– А ты сам? – прошептала женщина.

– Я? Ну, я верю в любовь. В вечную и безграничную. В любовь мстительную и карающую.

Он поднес ее пальцы к губам и медленно поцеловал:

– А сейчас я вынужден перед тобой извиниться. Мне пора уходить.

– Нет, останься, пожалуйста, – прошептала скрипачка, не в силах поверить, что произнесла это.

– Увы, дорогая, у меня назначена встреча, которую я не могу пропустить.

Он произнес это странным наигранным тоном. И расхохотался, заметив, как она расстроилась.

– Алиса, ну не делай, пожалуйста, такое лицо, – попросил он. – Я уж было совсем поверил, что тебе понравилась моя идея переезда в «Школу».

– Понравилась, – тупо ответила она.

Джонас опять вызвал такси, открыл дверцу и заботливо усадил Алису в машину.

Как-то бабушка заметила о соседском коте, сбитом машиной, но выжившем, что теперь животное, несомненно, усвоило урок и больше на дорогу не полезет. Бьенвида повторила ее слова Джасперу.

– Я тебе кот, что ли?! – возмутился мальчик.

Сестра просто не понимала, что с ним происходит. Почему-то она решила, что раз он тогда испугался, то больше никогда не будет заниматься «зацеперством».

– А коты вовсе не ездят на крышах поездов, – возразила девочка, похоже, уже и сама понимая, что ее аналогия не работает.

– Нет, зато там есть крысы, – сказал ее брат. – И я нисколько не удивлюсь, если окажется, что они выползают из своих нор на крыши вагонов и так путешествуют от станции к станции. На многие-многие мили.

Они немного поговорили о крысах, а потом еще о мышах. Бьенвида недавно открыла, что если на полу в раздевалке оставить хлеб, а потом потихоньку вернуться, то можно увидеть не меньше десятка мышек, подъедающих крошки. Одна мышь даже пробежала по руке Джаспера, когда они с сестрой спали внизу, и он с воплем проснулся. Хорошо еще, что никто его не услышал. Несколько недель мальчик держался подальше от подземки и даже начал снова ходить в школу, не пропуская занятий. Ну, почти не пропуская… Но однажды ему приснилась его последняя поездка на крыше. В том сне он не смог вовремя спрыгнуть, никто, одетый медведем, его не ловил, а зеленая металлическая перегородка, про которую Аксель Джонас сказал, что под ней полно места, оказалась всего в дюйме от крыши вагона. Джаспер проснулся в тот самый миг, когда железяка должна была снести ему голову. В другом сне на крыше рядом с ним оказался сам Аксель, столкнувший его прямо на контактный рельс. Мальчик решил, что никогда больше туда не вернется и не станет рисковать.

Но время шло, и страх забывался. Наверняка даже кот у бабушкиных соседей снова начал перебегать через дорогу. Джаспер ничего не рассказал о случившемся Деймону. А прочие из их компании посещали другую школу, и он не виделся с ними с того самого злополучного дня. Да он и не стремился ни с кем об этом разговаривать. Юный экстремал должен был все обдумать сам. Тот длинный участок пути между Бейкер-стрит и Финчли-роуд никак не выходил у него из головы, причем выглядел все более и более соблазнительно. Длина участка была приблизительно равной тому, который он проезжал по Юбилейной линии, разве что без двух промежуточных остановок. А мальчик сказал Акселю Джонасу, что уже ездил там…

Если бы он тогда не соврал, это не беспокоило бы его так сильно – это вообще не имело бы никакого значения, и Джаспер смог бы обо всем забыть. Но теперь он просто обязан был сделать свою позорную ложь былью. Он исполнит это, а потом, может быть, совсем прекратит заниматься «зацеперством». Как тот теннисист, который больше всего на свете хотел выиграть Уимблдонский турнир, а как только ему это удалось, ушел из спорта.

Как всегда, в районе полудня, то есть в выверенное время, Сесилия направилась проведать Тину и увидела у «Школы» молодого мужчину – высокого, темноволосого и бородатого. Вместе с другим – пониже, в шляпе и шарфе – они выгружали из фургона мебель. Какую-то металлическую конструкцию, вроде кровати, еще одну вещь, которую миссис Дарн назвала бы матрасом-футоном, а также множество фотокамер и прочего фотографического оборудования. У входной двери «Школы» сгрудились коробки и чемоданы.

Сесилия узнала бородача: это был тот самый человек, который изводил ее тогда в поезде. Другой, очевидно, был «медведем». Придя в ужас, пожилая женщина еле сдержала инстинктивный порыв спастись бегством. Сердце ее сильно забилось, но Сесилия не подала виду, хотя и не спускала с этих двоих глаз, пока не оказалась в безопасном месте на веранде «Школы». Они ее не узнали – в этом она была совершенно уверена. Оба не обратили на нее никакого внимания, будто миссис Дарн там и вовсе не было. Впрочем, она давно привыкла к тому, что ее не замечают, и не придавала этому особенного значения. Она знала, что пожилые женщины – это самые незаметные, невидимые для прочих существа.

А через пару минут она подумала, что могла и ошибиться. Все бородатые мужчины похожи друг на друга. В Лондоне, должно быть, тысячи молодых бородачей. А «медведя» она даже в лицо толком не видела, лишь то, что виднелось между челюстями маски. Сесилия была довольна, что не поддалась глупой панике и так хорошо обо всем рассудила. Бросив на мужчин последний взгляд, она окончательно уверилась, что это – не ее бывшие мучители, и пошла в дом. Заметив, что они тащат по дорожке раму кровати, она оставила входную дверь открытой.

Внуки были в школе. По крайней мере, дома их не было, а миссис Дарн предпочитала считать, что они именно в школе. То, что в этот тихий полдень она нашла Тину сидящей на кухне с чашечкой кофе и читающей «Гардиан», окончательно убедило ее, что дела у дочери обстоят прекрасно. А та подняла на гостью глаза и произнесла:

– Привет, мам. Как жизнь?

Сесилия бы совершенно не удивилась, если бы услышала в продолжение что-нибудь вроде: «Мне нужно кое-что тебе сказать». А потом бы последовала фраза, на которую миссис Дарн так надеялась: «На следующей неделе мы с Брайаном поженимся».