Джон Робисон - Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

…Вернувшись на виллу, я сел за руль прокатного «мока» и съездил в тюрьму, чтобы привезти всю нашу компанию обратно. Однако когда я добрался до тюрьмы, планы мои поменялись. Оказалось, что мы успели стать в своем роде знаменитостями. В местном баре нам ставили выпивку за счет заведения, и там-то мы и засели.

Когда пришло время возвращаться на виллу, мы уже были изрядно навеселе. Я решил прокатиться по пляжу, до него было недалеко. А очутившись на пляже, погнал машину прямо по песку, объезжая пляжников, которые лежали там и сям. Я ехал в конец пляжа, к дюнам. «Мок» – из тех машин, на которых особенно не разгонишься, но я сумел набрать такую скорость, что машина перелетела через дюну, и я в мгновение ока плюхнулся в океан.

Машина погружалась в воду. Я успел выскочить. Оказалось, что надвигается прилив, и вскоре автомобиль полностью скрылся в волнах.

Я выбрался на берег, шатаясь от тошноты и опьянения. Друзья куда-то разбрелись. Я остался без машины. Сейчас над водой торчал только алый флажок над задним бампером – время от времени он показывался над волнами, а потом очередной гребень снова накрывал его.

«Черт, надо вытащить машину из воды, а то ведь совсем затонет», – подумал я.

Мои спутники, которые катались со мной, куда-то подевались. Я потащился обратно в бар за помощью. Когда я вошел в бар, то увидел, что там играет какая-то группа, и в том числе – два ударника с металлическими инструментами. Просто настоящее волшебство! Они извлекали потрясающую музыку из барабанов, сделанных из старых бочек для горючего, и тому подобных штук. Был там и один из полицейских, уже без форменного мундира. Так вот посмотришь – с виду и не скажешь, что полицейский. Мне ужасно хотелось просидеть в баре всю ночь, но надо было вытащить машину из океана. У меня не было денег на то, чтобы купить в службу проката новую взамен утонувшей.

Я набрал команду из пяти человек и мы потопали на пляж. Прилив еще стоял высоко, так что пришлось добираться до «мока» вплавь, а потом вставать на сиденья и капот.

– Так, а теперь все разом поднырнем, подхватим и потащим ее к берегу. Раз, два, три… ныряй!

Черт, нелегкая это была работа! Но мы справились. Как только «мок» оказался на берегу, я снял с него все крышки заливочных отверстий, и мы перевернули его днищем кверху – на просушку. Оставив машину на пляже, я вернулся на виллу – к счастью, нашлось кому меня подбросить.

Наутро я первым делом отправился в прокатную контору. Еще с порога я услышал:

– Привет, браток! Ты, говорят, утопил наш «мок» в океане?

Да уж, слухи у них тут разносятся быстро.

– Не волнуйтесь, – ответил я. – Через несколько часов он у меня будет бегать как новенький.

Я взял в конторе некоторое количество бензина, масла, свежий аккумулятор, а потом отправился обратно на пляж. Со мной пошли двое из конторы – помочь. Вместе мы поставили машину на колеса. Я сменил аккумулятор, вычистил карбюратор и зажигание. Залил масло в цилиндры, прочистил свечи. Удивительно, но машина завелась. Мы прикатили обратно к конторе, там я помыл машину из шланга и повторил, что теперь она бегает как новенькая.

Следующий день был последним в нашем отпуске. Я попрощался с Вилли и его ручной игуаной, и мы всей компанией полетели домой на самолете «ДС-3» времен Второй мировой войны. Дверцы у него не было, а в проходе между креслами пассажиры понаставили клеток с курами. Летя без дверцы и с курами в тысяче футов над океаном, мы возвращались к снегу, оттепели, весенней грязи. И к следующему концерту в клубе «Ржавый гвоздь» в пятницу вечером. Спустя несколько лет, когда произошло извержение вулкана, большая часть острова Монтсеррат погрузилась под воду. Вилла, тюрьма, дорога-серпантин – все поглотил океан…

После поездки на Карибы я не задержался в этой рок-группе надолго. Очень уж тяжело было жить под одной крышей в такой компании. Я все время терялся, что делать, как себя вести, что говорить. Правда, я завязал множество новых знакомств и стал увереннее в себе, по крайней мере, в своих способностях по технической части. Я уже научился свободно общаться с людьми на эти темы, и чем больше я узнавал, тем легче мне было. Я уже мог без трепета подойти и завязать разговор со звукооператором на концерте. Но вот подойти и заговорить с девушкой – этого я пока боялся до дрожи в коленках.

Зима 1978 года подошла к концу, и тут мне начало везти. В марте этого года завершилась долгая черная полоса моего одиночества. Я внезапно встретил в университете Медвежонка и поразился, узнав, что теперь она там учится. Мы очень давно не виделись и даже не созванивались, но тут заговорили, словно распростились только вчера. Медвежонок поведала, что порвала со мной тогда, потому что один ее приятель распускал про меня грязные слухи. Потом она узнала, что все это ложь, но было уже поздно. Оба мы пожалели, что так много времени потеряли впустую.

В ту весну мы часто и подолгу гуляли по старым железнодорожным путям вокруг Амхерста, собирая старые ржавые гайки и стеклянные изоляторы от опор электропередач, – эти изоляторы валялись там и сям в траве. Мы говорили о себе, своих мечтах, фантастике, электронике, автомобилях и мотоциклах. Я влюбился. А два месяца спустя последовал еще один большой шаг вперед: я нашел работу в крупной национальной фирме звукозаписи. Они имели дело с серьезным оборудованием. Таким, которое применялось не в барах и клубах, а на стадионах.

Первой меня наняла компания «Британниа Роу Аудио», – ее создала группа «Пинк Флойд», чтобы сдавать напрокат свою аудиоаппаратуру в свободное от турне время. В США эту компанию сокращенно называли «Бритро». Возглавлял ее Мик Ключински, англичанин, который работал с «Пинк Флойд» уже много лет. Я познакомился с ним, когда он приехал в Амхерст обеспечивать звуковое оформление для весеннего университетского концерта. Играла группа «Ша-на-на», и усилители у них отчаянно барахлили. Я видел, что музыканты крупно влипли, и поэтому в перерыве, когда они подстраивались, подошел к ним за сцену.

– У вас явные нелады с этими усилителями с линейной фазовой характеристикой? – спросил я. А сам подумал: «Вдруг это мой шанс?»

– Да уж, охренеть какие нелады, – ответил один из музыкантов. – Я Мик, а это Сет. А ты кто?

Мик представлял собой плотного коротышку и говорил с сильным британским акцентом.

– Я отвечаю за основную систему, а Сет за мониторы.

Основная звуковая система – это, собственно, и есть тот звук, который слышит публика на концерте – именно ее динамики и высятся по бокам сцены огромными бастионами. Иногда ее еще называют «домашней системой». А вот у системы звуковых мониторов динамики направлены за сцену. Мониторы позволяют исполнителям слышать собственное пение сквозь шум усилителей и все прочие звуки на сцене.