Дора Хельдт - Отпуск с папой

Мама взяла трубку после второго гудка.

– Ну? Как там у вас дела?

– Сегодня заканчиваем. Нужно доделать еще кое-что по мелочи, и можно начинать уборку. Как твое колено?

Мама вздохнула:

– Лучше не спрашивай. Болит. Я думала, все будет намного легче. Но что делать, я выполняю все требования врачей и физиотерапевтов и жду не дождусь, когда снова окажусь дома. Ну довольно жалоб. Что у вас нового?

– Сегодня приехал Хуберт, ну, знаешь, возлюбленный тети Марлен. Теда приезжает завтра, она заехала к подруге, а Хуберта послала вперед.

– Значит, он вам поможет.

– Он и собирался, но не думаю, что мужчины согласятся заниматься уборкой, они это ясно дали понять.

– Ну да, Кристина, эта работа не для них.

– Мама, я тебя умоляю. Что здесь такого?

Мама тихо рассмеялась:

– Твой отец или Калли со шваброй в руках? Ты только представь! Они даже не знают, каким концом ее совать в ведро.

– Мне кажется, это не смешно. Эти мужчины только потому такие беспомощные, что вы все всегда за них делаете.

– Детка, давай обойдемся без феминистских дискуссий, ладно? У меня болит колено.

– Хорошо. Ты разговаривала сегодня с папой?

– Да, днем. Скажи мне, что с твоими глазами? Ты ходила к врачу?

– Разумеется, нет. Они просто немного опухли. Мало спала.

– Папа говорил другое.

– Ты же его знаешь. А ты забеспокоилась?

– Не особенно. Если бы ты действительно выглядела так, как он описал, я все равно не могла бы тебе помочь. А почему ты мало спала?

Мама всегда улавливала полутона.

– Встречалась с Йоханном Тиссом.

– Это папин брачный аферист?

– Ага.

– И?

– Прекрасно.

– В таком случае тебе надо серьезно поговорить с отцом, он мне сообщил, что у них сегодня вечером конспиративная встреча. Этот молодой человек, Гилберт или Гизельхер…

– Гизберт фон Майер.

– Точно. Якобы у него уже есть доказательства, и завтра они хотят его прихлопнуть. Передаю дословно. Надеюсь, Хайнц не опозорится. Ты же знаешь, как он себя ведет, если в чем-то уверен.

– Да, это известно.

– Тогда поговори с ним. А самое лучшее – сразу представь ему молодого человека.

– И папа его тут же прикончит.

– Что за ерунда! Ты всегда преувеличиваешь! Это в тебе не от меня. Ой, идет мой милый физиотерапевт, мне нужно заниматься. Удачи тебе в уборке, и до скорого.

Перед тем как вернуться в пивную, я проверила свой мобильный. Ничего. Йоханн не ответил на мою эсэмэску. Может, на пляже нет сигнала. Но он ведь тоже мог бы показать, что скучает. После первой ночи так полагается.

– Кристина, подожди!

Я обернулась и увидела Гезу, она спрыгнула с велосипеда и уронила его на землю.

– Выкуришь со мной сигарету?

– Мне нужно идти работать.

– Да ладно, я тебе помогу. Вместе сделаем на раз. А где Хайнц?

Я не очень понимала, что ей, собственно, надо. Лицо у нее раскраснелось, волосы были небрежно заплетены в косички.

– Что-то случилось?

Геза отвела глаза.

– Нет-нет, я занималась спортом. Просто хочу выкурить сигаретку и чего-нибудь выпить, прежде чем мы отправимся махать шваброй. Пойдем, всего десять минут в плетеном кресле.

Я осторожно заглянула в окно. Онно стоял на стремянке, Калли подавал ему шурупы, папа с Карстеном сидели рядом за стойкой и что-то рисовали на листе бумаги. Наверное, составляли схему для сборщиков мебели, ничего общего не имеющую с эскизами Нильса.

– Я иду.

Геза принесла из кухни два стакана и бутылку воды и села рядом со мной. Вид у нее был взвинченный, она то и дело бросала на меня косые взгляды, но ничего не говорила. Наконец я потеряла терпение.

– Геза, в чем дело?

Она сглотнула и прикурила сигарету.

– Я два раза в неделю хожу заниматься спортом в «Георгсхёе», я тебе говорила?

– Нет, и что?

– Там большой оздоровительный комплекс. А я член клуба. Сначала занимаюсь фитнесом, потом иду в сауну. Это здорово.

– Да, прекрасно.

Она выпила воду, аккуратно отвинтила крышку у бутылки и снова наполнила стакан. Потом опять завинтила крышку и посмотрела на меня. Молча.

– Геза! И что?

– Я там встретила Гизберта фон Майера. Он сидел на террасе в кепке и солнечных очках и следил за Йоханном Тиссом.

Я положила руку ей на колено.

– И что дальше? Ты же знаешь, какой он идиот. – И вдруг осознала ее слова. – Йоханн? В «Георгс-хёе»?

– Да, он тоже там был, – сдавленно произнесла Геза.

Я погладила ее по ноге.

– Он поехал на пляж. Наверное, проголодался или захотел пить, вот и пошел туда.

Но почему он тогда не ответил на мою эсэмэску? В отеле ведь сигнал есть.

– Ах, Кристина, я ведь тоже думала, что Хайнц с Гизбертом свихнулись, но Йоханн Тисс был в ресторане со старой дамой, по виду очень богатой и влюбленной в него по уши. Она его все время трогала.

Голова налилась свинцовой тяжестью.

– Трогала?

– Брала за руку, гладила по щеке, все по полной программе. Ах, Кристина, мне так жаль.

– А он?

– Что – он?

– Что делал Йоханн Тисс?

– Улыбался. И поцеловал ее перед уходом.

– Ты уверена?

Геза печально кивнула:

– Да. А Гизберт фон Майер все сфотографировал на свой телефон.

– Этому должно быть какое-то нормальное объяснение.

«Успокойся», – подумала я.

– Точно. – Геза огорченно потушила сигарету. – Наверняка. Ах, Кристина, мне он кажется таким симпатичным, я вообще не могла себе представить, что Хайнц с Гизбертом правы, но все это было так однозначно…

Она расстроенно на меня посмотрела. Я постаралась скрыть волнение.

– Пойдем, Геза, пора начинать уборку.

Папа приучил меня к дисциплине.

Все свои мысли я загнала в деревянные доски пола. Ни папа, ни остальная его шайка даже головы не подняли, когда мы с Гезой ввалились в пивную с ведрами и швабрами. Только от Карстена мы услышали радостное «А, бригада уборщиц!».

Я сразу поняла, чем так сосредоточенно занимался отец. У него не было ни капли пространственного воображения, поэтому он всегда рисовал мебель на миллиметровой бумаге, вырезал ее, а потом раскладывал на плане комнаты соответствующего масштаба. И занимался этим часами без устали. Вся мебель моих родителей лежала рассортированная в коробках из-под конфет, и прежде чем мама начинала перестановку, Хайнц проводил репетицию. А мама любила делать перестановки.

Пока папа, прищурившись, передвигал по плану пивной предметы интерьера, помогая себе кончиком языка, я отжала тряпку и начала оттирать углы. Геза время от времени посматривала на меня, наверное, вспомнив, что в старые времена гонцу, приносившему дурные вести, отрубали голову. Ко всему прочему мой телефон молчал. Когда я проходила мимо стойки, чтобы сменить воду в ведре, под ноги мне упал клочок бумаги. «Кресло/кожаное/красное». Мы с папой одновременно нагнулись за ним и стукнулись головами.