Хуан Хосе Мильяс - У тебя иное имя

– Что ты слышишь? – спросила Лаура.

Хулио встал с кровати и некоторое время стоял, как был, голый, на ковре, словно не зная, куда направиться.

– «Интернационал», – сказал он. – Эта птица поет «Интернационал».

Он направился в гостиную и ударил по клетке, чтобы музыка стихла. Но птица вспорхнула и запела еще громче. Лицо Хулио исказилось гневом. Он открыл дверцу. Канарейку он поймал почти сразу. Вытащил ее из клетки, посмотрел на крохотную головку, торчащую над его сжатым кулаком. Несколько мгновений они смотрели друг на друга с недоверием, потом тоненькая шейка вдруг ослабла, и головка упала на пальцы Хулио. Птица была мертва.

– Что случилось? – донесся голос Лауры из спальни.

Хулио с зажатым в кулаке трупиком пересек гостиную, вошел в спальню и остановился перед Лаурой, глядя ей в глаза.

– Сердечный приступ, – сказал он. – Умерла от сердечного приступа.

– Ты слишком крепко сжимаешь, – заметила она.

Хулио расслабил пальцы, и тельце птицы сжалось внутри его кулака.

– Это сердце, – еще раз повторил он.

Лаура ничего не сказала. Взявшись за краешек простыни, она потянула ее на себя, прикрывая грудь. Жест этот вызвал немедленную реакцию у Хулио. Положив птицу на рукопись Орландо Аскаратэ, лежавшую на тумбочке возле кровати, он резко сдернул с Лауры простыню, и она, обнаженная, инстинктивно сжалась.

– Одевайся, – глухим голосом скомандовал он.

Напуганная Лаура поднялась и начала собирать свою одежду, разбросанную по всей комнате. Хулио, сидя на кровати, неотрывно следил за ее движениями. Взгляд у него был воспаленный, губы сжаты от сознания собственной силы и от желания.

Когда Лаура наполовину оделась, он поднялся, подошел к ней, привлек к себе и снова принялся создавать при помощи ее тела немыслимые архитектурные композиции.

Время от времени она открывала глаза, чтобы посмотреть на трупик птицы, а потом снова закрывала их, как закрывают крышку собственного гроба, удостоверившись, что вокруг уже не осталось ничего живого. Птица уверяла ее, что смерть существует, заставляя подвергнуть сомнению незыблемость тех основ, на которых держалась ее жизнь. И она получала еще большее наслаждение оттого, что с ней происходило и что казалось ей сном…

Когда желание было удовлетворено, его место заняла любовь. И они вернулись в постель, и ласки уступили место словам.

Потом, когда в поисках зажигалки для сигареты, которую они с Лаурой собирались выкурить вместе, Хулио шарил по ночному столику, он случайно коснулся птичьих перышек и не просто почувствовал холод смерти, но ощутил его как часть процесса охлаждения жизни как таковой. Тогда он поднялся с постели, взял канарейку и выбросил ее в мусорное ведро. Но когда он вернулся, по лицу его можно было понять, что он не просто избавился от птицы и что он не забыл тот вечер, когда в канарейке воплотился дух Тересы. А Лаура, наблюдая за тем, как он уходит и возвращается, понимала, что она перестает быть прежней, что реальность возвращается и входит в ее жизнь в такт ударам ее собственного сердца.

Еще не начинало темнеть, однако ей казалось, что вот-вот наступит ночь.

– Если бы от некоторых людей можно было избавиться с такой же легкостью, – сказал Хулио, забираясь под одеяло.

– От кого ты хотел бы избавиться? – спросила она.

– От твоего мужа, например, – мрачновато отозвался Хулио.

Лаура молчала, прислушиваясь к сухим коротким ударам, с каждым из которых в ее сознание входило чувство вины, определяющее ее душевное состояние.

– Прочти мне какой-нибудь рассказ, – попросила она, чтобы избежать необходимости разговаривать.

Хулио, польщенный, взял рукопись Орландо Аскаратэ и выбрал наугад рассказ. Он назывался «Я потерялся», и говорилось в нем о том, как один человек как-то в пятницу возвращается домой и застает свою жену больной. У нее симптомы обычного гриппа, ничего страшного, но тем не менее они решают отменить запланированную на выходные поездку. Они ужинают и ложатся спать. Всю субботу они проводят в постели: спят, читают журналы и занимаются любовью. В семь вечера человек просыпается, потому что ему хочется курить, и обнаруживает, что у него кончились сигареты. Жена все еще спит. Он осторожно встает, надевает брюки, свитер и выходит из дома, собираясь купить сигареты в баре напротив. Но бар по какой-то неизвестной причине оказывается в тот вечер закрытым. Наш герой, еще не совсем очнувшийся от слишком долгого сна, проходит еще пару улиц и видит наконец ярко освещенное изнутри помещение. Он входит, покупает сигареты, садится у стойки, заказывает пиво и, пока его пьет, осматривается по сторонам. И у него возникает чувство, что эти предметы и это освещение он видел когда-то во сне. В баре два официанта и девять или десять посетителей, сидящих в разных углах. Герой вспоминает, что оставил дома спящую жену. Он боится, что она проснется до его возвращения, а потому поспешно расплачивается и выходит на улицу. Он идет по направлению к дому, но очень скоро замечает, что улицы ведут его не туда, откуда он пришел: они выводят к площадям, которые ему неизвестны, и на проспекты, о которых он никогда не слышал. Сначала он приходит в замешательство, но потом решает, что просто пошел не в том направлении, и возвращается к бару. Сориентировавшись, идет по другой дороге. Но результат оказывается таким же. Его охватывает страх, начинает сосать под ложечкой. Он снова возвращается в бар, чтобы позвонить оттуда жене. Его приход производит эффект брошенного в пруд камня: официанты и посетители, собравшиеся в центре бара, словно для того, чтобы обсудить важный вопрос, расходятся в разные стороны, делая вид, что не знакомы друг с другом. Герой чувствует на себе враждебные взгляды и все же подходит к телефону, снимает трубку и опускает в щель монеты. Но когда он собирается набрать номер, то обнаруживает, что не помнит его. Это кажется ему абсурдом, он уверен, что память к нему вернется, а потому выжидает несколько секунд и повторяет попытку. Но все напрасно: цифры в голове не желают выстраиваться в нужном порядке. Комок подступает у него к горлу.

В этом месте Лаура попросила не читать дальше.

– Это очень тяжелый рассказ, – объяснила она. – Другие были веселее.

– Тебе не нравится? – В голосе Хулио прозвучал упрек.

– Не то чтобы не нравится, но просто мне самой немного грустно, и, когда я слушаю про несчастья этого человека, мне становится еще хуже.

Хулио закрыл рукопись и снова положил ее на столик. В этот миг день кончился, и на обоих навалилась безнадежная тоска.

Лаура встала и начала одеваться с таким видом, будто собиралась на панихиду.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он, но она вдруг расплакалась и отказалась от его предложения.