Моника Али - Нерассказанная история

Он разогнул ноги, и она услышала хруст суставов.

– Но ведь были и хорошие моменты, верно? – неожиданно спросил он.

Слезы жгли ей глаза.

– Во всяком случае, я их помню, – продолжал он.

Сейчас она расплачется! И без того еле сдерживается!

Если бы она действительно хотела убить его, то вполне могла сбить машиной в ночь воскресенья. Но не смогла тогда и не сможет сейчас.

Смаргивая слезы, она снова огляделась, проверяя, нет ли в комнате чего-либо тяжелого. Такого, чтобы он мог в нее швырнуть. И не успеет она опомниться, он набросится на нее и вырвет пистолет. На полу лежала книга. Но ему до нее не дотянуться.

– Простите. Я говорил вам, это вышло случайно.

Теперь ее щеки горели. Чем сильнее она начнет волноваться, тем больше ослабеет.

– Но вы могли ничего не предпринимать, – возразила она. – Просто оставить меня в покое.

– Мне очень жаль.

И ему действительно было ее жаль. В каком-то роде.

– Но знаете, в моем положении ни один человек не поступил бы иначе. Неужели вы этого не поняли? Извините. Я сказал чистую правду.

Она шмыгнула носом. Но ничего не произнесла, словно не доверяла себе. Словно боялась, что, вымолвив слово, разрыдается. Однако она тем не менее кивнула и слегка наклонила голову.

– Помните тот вечер в Нью-Йорке, когда присуждали награды модным дизайнерам? По-моему, это было в девяносто четвертом. Вы остановились в «Карлайле», и когда прибыли на церемонию, двум сотням полицейских пришлось сдерживать толпу. Все собрались только ради вас.

Он помолчал, желая понять, как она это воспримет. Она не выказала никакого желания его оборвать.

Он говорил и говорил, а она пыталась сосредоточиться на том, что должно произойти сейчас. Они сидят здесь уже слишком долго.

Свободной рукой она гладила голову Руфуса, а тот тыкался носом ей в ладонь.

Лидия знала только одно: отсюда следует убираться. Больше она ни о чем не могла думать.

На туалетном столике лежала серебряная пудреница, подарок Эмбер. Нужно взять ее с собой. Да, и бусы из ракушек, подарок Майи на Рождество.

– Когда вы останавливались в бразильском посольстве в Вашингтоне…

Не важно, что он говорит, лишь бы не шевелился!

Она услышала писк своего мобильника и, не спуская глаз с Грабовски, потянулась к сумочке.

– Я слежу за вами, – предупредила она и наскоро прочитала сообщение.

«С днем рождения. Я скучаю по тебе. Карсон».

– И та ночь в Белом доме…

Слезы хлынули потоком. Она так устала бороться со всем и всеми. Лучше сдаться сейчас…

Она выключила мобильник.

– И когда вы танцевали…

Господи, хоть бы он заткнулся, убрался отсюда и дал ей поспать! Болтает целую вечность, а слезы все никак не останавливаются.

– Вот видите, хороших моментов оказалось много, – продолжал он тихо, словно говорил с младенцем в колыбели, – очень много. Были и будут. Мы с вами можем обо всем договориться. Условиться, как лучше это обставить. Представляете, как это будет изумительно, каким станет потрясением!

Он бредет по очень тонкому льду, нет, хуже, топчется вокруг ее израненного эго, не зная точно, где находятся трещины и пропасти.

Песик спрыгнул с кровати и улегся на полу, в лужице солнечных лучей. Грабовски подумал, что комната очень уютная, простая, ничем не загроможденная. Белое покрывало на кровати, сиреневато-серые стены, яркие пятна подушек… Скромный дом…

Снова откуда-то взялись эти слова. «Сосредоточься, – велел он себе, – сосредоточься».

– Ничего, если я немножко пошевелюсь? Прислонюсь к ножке туалетного столика? Видите, я все делаю очень медленно.

Он не собирался рисковать и давить на нее. Пусть это покажется не столько его, сколько ее идеей. Пусть она привыкнет к этой мысли. Не обречена же она вечно жить в забвении? Во всяком случае, его истории о былом повергли ее в слезы.

– Что? – спросила она снова.

– Если бы вы захотели… – протянул он. – Если бы вы пожелали, то смогли бы вернуться.

Она улыбнулась. Но значения этой улыбки он не понял.

– Могла бы?

Спаниель встал и принялся бродить по комнате, а вскоре подошел и к нему. Он медленно опустил руку на голову Руфуса.

– Давай поглажу, хороший ты мой. Сколько он у вас?

– Почти три года.

Он погладил спаниеля и положил руку на свое колено. Но Руфус подошел ближе, требуя новых ласк.

– Это не только ради вас, – настаивал он.

Песик взобрался ему на колени.

– Подумайте о своих мальчиках! Представляете, как они будут счастливы, если их мать вернется.

Пистолет валялся у нее на коленях. Плечи опустились… она потеряла осанку, а вместе с ней и уверенность.

Он стал возиться с собакой, чесать ей брюхо. Еще минута-другая, и она зарыдает, как младенец.

Звук ее голоса испугал его до такой степени, что он ударился головой о ножку стола.

– Я думаю о них. Думаю каждый день.

– Правильно, – успокаивающе поддакнул он. – Должно быть, они скучают так же сильно, как и вы.

– И вы уверены, что так будет лучше для них? Вы хорошо все обдумали? Размышляя об этом каждый день на протяжении десяти лет? Каждый день! Итак, с вами было то же самое?

Она сидела на краю кровати гордо и прямо. Свободная рука оказалась сжата в кулак, другая – держала пистолет. Совершенно непонятно, на что она сейчас способна. Ему просто необходимо сделать ход, если он прижмет собаку к груди, делая вид, будто ее ласкает, можно податься вперед и швырнуть чертову тварь в Лидию.

– Руфус! – позвала она.

Руфус спрыгнул с коленей Грабовски и мигом оказался на кровати.

– Молодец, – похвалила она и тут же переспросила: – Итак, вы часто размышляли об этом?

Он зажмурился и выдохнул:

Несколько минут они сидели молча. Теперь, когда силы к ней вернулись, она поняла, что делать.

– Кто помог вам? – спросил он, вытягивая ноги перед собой и прислоняясь головой к ножке стола. – Как вам это удалось?

– Камера у вас на шее, еще одна в машине и ноутбук. Что еще? – спросила она, не отвечая.

– Это все.

Он сползал все ниже к полу.

– Вы не смогли бы проделать это в одиночку.

– Я вам не верю. Что еще?

Грабовски потер ладонями лицо, уже заросшее темной щетиной.

– Кто в городе знает? Как насчет вашего бойфренда? Вы тоже держите его в неведении?

– Никто не знает, – усмехнулась она. – Кроме вас.

Лидия встала, и он поднял голову. Она прицелилась ему в лоб.

– Я даю вам еще один шанс. Последний. Что еще?