Зулейка Доусон - Форсайты

– Вы добрый человек, капитан Монт, – ответил Льюис, произнеся именно те слова, которые так не хотелось услышать от него Майклу. Он повторил про себя: «Очень добрый».

За час лучшие блюда, предложенные владельцем этого заведения, были съедены двумя посетителями, правда, порции, съеденные одним из них, значительно превышали порции другого. Выбрав момент, Майкл вынул из кармана бумажник и достал из него карточку. Он протянул ее Льюису.

– Спрячь ее где-нибудь, – сказал он. – Но обещай мне, что, если в ближайшие недели в твоей жизни не наметится поворот к лучшему, ты мне позвонишь.

Майкл мало представлял себе, что он сделает, если звонок действительно раздастся, и ему понадобилась вся его парламентская выучка, чтобы не дать сомнению отразиться на своем лице.

Льюис взял карточку и, робко поморгав, кивнул. Было видно, что он тронут.

Помедлив из приличия секунду-другую, Майкл снова вынул бумажник и достал из него пять фунтов. При виде сложенной белой банкноты Льюис слегка отшатнулся.

– Позволь мне? – осторожно попросил Майкл. – Ты не раз спасал мне жизнь, и это хоть немного облегчит мне совесть.

– А вот это уж зря, капитан Монт! – Льюис взъерошился, как бойцовый петух перед боем. – Вы исполняли свой долг, равно как и я, – совесть тут ни при чем. Если вы добились успеха впоследствии, что ж, в добрый час, сэр! Виноват строй, а вовсе не вы.

Для Майкла с его повышенной чувствительностью в области социальных прав такое освобождение от ответственности пришлось как удар по голове; рука, в которой он держал деньги, упала плашмя на стол. Спустя несколько секунд он провел свободной рукой по усам и тут же нахмурился. Вздохнул, глядя на деньги, сознавая, что больше ему сказать нечего. Постепенно хмурость перешла в какую-то угрюмую серьезность. Майкл долго смотрел на Льюиса и наконец сказал просто:

– Прошу тебя!

Льюис воспринял просьбу как то, чем она, собственно, и была – приказанием.

– Ну, если вы настаиваете, сэр.

Он взял у Майкла пять фунтов, осторожно перегнул банкноту еще раз и засунул ее вместе с карточкой во внутренний карман пиджака. Потом вытащил руку и хлопнул раз по карману, словно давая понять, что вся эта операция была джентльменским соглашением между ними.

– Я потрачу их на что-нибудь действительно необходимое. Можете быть уверены.

Глава 12

Смерть в семье

– А вот и я!

– Тебя напечатали?

– Еще бы – на центральных полосах, все как полагается. Даже уилфридовские стихи идут курсивом.

Флер доела яичницу без всякого удовольствия – новая кухарка повадилась все пересаливать, – и сейчас, начиная день, она мысленно отметила, что вечером надо будет обязательно сказать ей об этом. Сделать замечание сразу же мешали намеченные на утро дела. Она поднесла к губам чашку.

– Прочитай мне.

Майкл расправил газетный лист и, пока она медленно пила свой кофе, стал читать.

«От Сэра Майкла Монта, Баронета, члена парламента от Мид-Бэкса» – до чего же они обожают всякие титулы.

Майкл вводил в свою речь ту искусно отмеренную долю иронии и серьезности, которая помогала ему оставаться в здравом уме после стольких лет занятия политикой.

– Напыщенный осел! – заметил Майкл, прервав чтение.

– Дальше идет Уилфрид и… «Остаюсь», – ну и прочая чепуха…

Он положил газету и грустно посмотрел на нее.

– Ну что ж, свой долг ты выполнил.

– Ты так считаешь?

– А разве нет? Ты съездил к нему, и теперь это. Ты же сам говорил, что больше ничего сделать не можешь.

– Знаю. Но сделать то, что можешь, – не совсем то, что сделать то, что должен.

– Майкл, твои слова звучат как переведенный с латыни дешевый школьный лозунг.

Упрек был мягким, но Майкл быстро решил, что в данном случае сдержанное согласие уже включает в себя добрую долю мужества.

– Неужели! Боюсь, что виной тому мое постоянное местонахождение. Когда ты только и делаешь, что обращаешься к кому-то: «Мой друг, достопочтенный член парламента…» – и то же самое слышишь в ответ… я часто думаю, как хорошо бы накинуть тогу.

Флер поставила чашку и положила на стол салфетку.

– Ну, мне пора отправляться. Тебе не кажется, что кухарка чересчур щедра с солью?

Майкл считал, что пересолена была только его овсянка. Он почувствовал легкое прикосновение ее губ к щеке – при этом на него пахнуло от ее платья восхитительной свежестью – и проводил ее улыбкой. С ее стороны было очень мило прослушать чтение письма и продолжать выказывать интерес к его делам, хотя, принимая во внимание его пеструю карьеру, наверное, ей не так-то легко. Начиная с фоггартизма (иными словами, детской эмиграции), его первой, окончившейся неудачей, попытки борьбы в парламенте за правое дело, – затем он боролся за очистку трущоб, отстаивал пацифизм, когда еще считалось неприличным проповедовать его, потом была работа во всевозможных комитетах, и так до настоящего времени, когда он сам не мог бы сказать, за что, собственно, ратует, – Флер всегда была рядом с ним, то защищая его, то утешая. Если в личной жизни их брак не совсем оправдал надежды, то – и в этом Майкл был уверен – в областях профессиональной и светской он превзошел эти надежды во много раз. И за это он был искренне благодарен ей – мечтать о большем было бы чересчур.