Сара Груэн - Дом обезьян

— Сэр, — сказал директор по маркетингу.

У директора были серо-малиновые круги под глазами, он, как и все собравшиеся, знал, что будет дальше. Они видели это в прямом эфире час назад.

Взмахом руки Фолкс приказал ему замолчать. Бонзи и Джелани затащили коробку в дом и начали изучать ее содержимое. Фолкс сделал звук погромче. Сэм остался у телевизора и пытался переключить его на «Планету обезьян». Лола выудила из коробки вибратор, включила и стала водить им по полу. Бонзи достала надутую секс-куклу, настороженно ее оглядела. Потом ткнула в куклу пальцем и отскочила в сторону, вернулась и снова ткнула, а потом отнесла в угол комнаты и укрыла одеялом.

Фолкс прокрутил в ускоренном режиме еще какой-то кусок, в течение которого, в общем, ничего не происходило, и нажал на паузу.

— Что это такое, мать вашу? — спросил он.

Продюсеры смотрели кто в стол, кто в стену. Некоторые качали головой.

— Я спрашиваю, что это такое?

— Может, они не поняли, — подал голос самый отважный и съежился под взглядом Фолкса.

— Никто не хочет сказать, сколько долгосрочных подписок это принесло?

Желающих не нашлось. Фолкс принялся ходить взад-вперед.

— Сколько проголосовало за следующий час?

Снова тишина.

— Я провел кое-какие изыскания… — сказал вице-президент по маркетингу.

— И?

— Очевидно, шимпанзе склонны к алкоголизму. В Уганде несколько шимпанзе пробрались на нелегальный винный завод, а потом, ну, напали на людей. Погибли дети. Так вот, я подумал, что вместе с военным видео можно, помимо пистолетов, отправить еще и пиво.

Блондинка с тугим узлом волос на затылке откашлялась и неохотно вступила в разговор:

— Но разве это не даст им лишние козыри в суде?

Фолкс прошел на свое место в голове стола и сел. Он откинулся в кресле и сложил ладони домиком.

— Ах да, — тихо сказал он, — суд. Кто-нибудь хочет что-то сказать?

— Иск подала организация «Люди против эксплуатации обезьян». Они…

Фолкс подался вперед и грохнул кулаком по столу.

— Я знаю, кто это! Я хочу знать, что мы будем с этим делать! Никто ничего не скажет?

Финансовый директор выпрямился в кресле.

— Сэр. Позвольте мне. Может, вместо того чтобы ломать голову, как радикально повысить подписку, стоит начать обдумывать стратегию отхода? Мы можем просто отдать им обезьян…

— И проиграть суд? Никогда. Что еще?

Никто не шелохнулся. Блондинка посмотрела на некоторых из своих коллег, заранее съежилась и сказала:

— Сэр, раз уж мы заговорили об исках, есть еще кое-что, что нам надо обсудить. Это стало настоящей проблемой…

— Этот урод из Канзаса?

— Да.

Фолкс задумался. Шло время, продюсеры начали нервно переглядываться.

— Ладно, — наконец сказал он. — Шаг первый — выпустите пресс-релиз. Накрутите количество подписчиков, пусть думают, что на следующий эпизод «Прайм-тайм» у нас сотни тысяч голосов. Пустите журналистам пыль в глаза. Подождем пару дней, заинтересуем их. Потом пошлите обезьянам пиво и пистолеты и убедитесь, что курки взведены. А покуда избавимся от петиции.

— Как? — спросила блондинка.

Фолкс положил руки на стол и посмотрел по очереди на каждого продюсера. Глаза его горели огнем.

Шум над головой Джона стих только в шесть сорок восемь. Когда музыка смолкла и кровать скрипнула под упавшими на нее телами, Джон какое-то время боролся с искушением врубить на полную громкость телевизор.

Аманда никогда не была ранней пташкой, но Джон все равно позвонил без минуты семь.

— Алло? — раздраженно сказала она, и Джон понял, что у нее еще только шесть утра.

— Малыш?

Аманда запнулась всего на секунду.

— Что?

Джон слышал на заднем плане какое-то постукивание, наверное, Аманда решила навести порядок в шкафчике в ванной.

— Малыш, прости меня за вчерашнее. Я выпил пива на голодный желудок, и ты застала меня врасплох. Я знаю, мы говорили о том, чтобы завести детей, но я не думал, что мы на стадии, когда говорят о тестах на беременность. Я имею в виду, что думал, что мы просто не будем предохраняться. А потом я запаниковал и попробовал отшутиться — и тут облажался. Прости меня.

— Если ты не хочешь детей, я должна знать об этом сейчас, пока еще ничего не случилось, — сказала Аманда тихим голосом.

Утром мысль об отцовстве пугала уже не так сильно.

— Мне и так, и так хорошо. — Джон постарался говорить безразлично, но по наступившей тишине на том конце провода он понял, что взял не ту ноту. — Послушай, если ты будешь счастлива, то и я буду счастлив. Мы нарожаем кучу детей и доведем всех наших родителей до экстаза. Годится?

— Годится, — сказала Аманда, но в голосе ее все равно было что-то странное.

Джон нахмурился.

— С тобой все в порядке? Что-то еще случилось?

— Так, ерунда, — тихо ответила Аманда.

— Что за ерунда?

Молчание.

— Аманда? Что случилось?

— Шон ко мне приставал. Больше ничего.

— Что? Шон? Я думал, он гей!

— И я тоже. Я даже встречалась с его парнем. Но, как я понимаю, он трахается на два фронта.

— Что этот подонок тебе сделал? — делая ударение на каждом слове, спросил Джон.

— Ничего серьезного. Пожалуйста, не дури, не надо приезжать сюда и убивать его.

Джон не мог за себя поручиться.

— Что он сделал? — сквозь зубы спросил он.

После этого разговора Джон почувствовал себя совершенно разбитым. Он по собственному опыту знал, какими свиньями могут быть мужчины. Потому что сам был таким.

Это случилось в Неделю первокурсника, а он и был первокурсником. Это было его единственным оправданием. Родители «сбросили» его возле общежития всего восемь дней назад, и теперь он тестировал свое новенькое фальшивое удостоверение личности в пивном баре с липким полом под названием «Насти Хаммер Тэпрум». Посетители этого заведения добавляли соль в свои разбавленные напитки. Он из кожи вон лез, чтобы показать, что умеет пить, хотя на самом деле совсем этого не умел.

Жинетт Пайнгар обслуживала столики. Ей было около сорока, то есть в то время Джону она казалась старухой, но у нее были красивые ноги, а полумрак в баре был ей к лицу. Из-за одного только имени он сразу почувствовал тягу к ней. Как может Тигпен не симпатизировать Пайнгар? («Пойло и уксус, — вздыхала она, — и так всю мою жизнь. Каждый мой дружок, от которого я это слышала, думал, что он первый такой остряк».) В какой-то момент, когда лицо у него стало бледно-зеленым, она принесла ему розовое маринованное яйцо из огромного кувшина на стойке. Вероятно, она решила, что это благотворно подействует на его желудок. Он от всего сердца ее поблагодарил и зажал яйцо в кулаке, потому что от одного только запаха этого яйца в желудке у него поднялся девятибалльный шторм.