Софи Оксанен - Когда исчезли голуби

Партс заказал столичный салат, кофе и три трюфеля. Официант вернулся с подносом, и в этот момент в кафе пришел коллега, протиснувшись в тот же самый угол, что и вчера. В его глазах промелькнула насмешка, объектом которой не мог быть никто другой, кроме Партса. Тот попытался скрыть раздражение, собрав листы в стопку и постучав ею по столу. Выровняв их, он опустил стопку на стол и как бы невзначай коснулся нагрудного кармана. Паспорт был на месте, как и полагалось. Он сделал это непроизвольно и заставил себя скорректировать движение поднимающейся к карману руки, переместив ее к шее и поправив белый воротничок. Гладильщики комбината бытового обслуживания справлялись со своей работой вполне сносно, но, получив аванс, Партс стал мечтать о домработнице — белье, выстиранное в общественных прачечных, никогда не было идеально чистым. У Мартинсонов наверняка была работница или даже стиральная машина. Теперь такими вещами было очень легко подчеркнуть свое положение, невзначай упомянуть стиральную машину, как сильно она упрощает жизнь. Ходят же к другим Мария, Анна или Юли стирать белье и убирать квартиру за три рубля в день, у них тоже скоро будет домработница, которая наконец-то выгладит все носовые платки, количество которых из-за приступов жены было невообразимым. Но прежде всего он должен выяснить причину перемен, нельзя опускать руки.

Партс не любил утюги. Пока они жили в Валге, в ходу были угольные, которые он ненавидел не меньше жены, но по другой, нежели она, причине. Красный накал угольного утюга напоминал ему застенок в тюрьме Патарей, куда его привели после ухода немцев. Из соседней камеры доносились крики. Кричал Альфонс, еврей, которому удалось уцелеть при немцах, что в глазах советского правосудия однозначно делало его гитлеровским шпионом. Слушая эти крики, Партс решил выйти из застенка целым и невредимым. Органы пронюхали, что он обучался в разведшколе на острове Стаффан, и это мучило его до сих пор: Контора в очередной раз доказала свое превосходство, но для него это было плохо. С тех пор вид раскаленного утюга вызывал в памяти тошнотворный запах паленой кожи, запах унижения. От раскаленного железа его спас архив немецких документов, но он и без угроз стал бы сотрудничать с русскими. Он же умный человек, его не надо запугивать, утюгом жгли только ничтожеств.

Немного успокоив себя трюфелем, он стал раскладывать бумаги и одновременно делал пометки, не позволяя мыслям разбегаться, как в прошлый раз. О жене стоит подумать в другом месте, Партс не хотел, чтобы его озабоченность была заметна, он должен сохранять бодрый вид, хотя после того, как он наконец-то получил сведения об оставшихся в Эстонии женах репрессированных, тревога прочно поселилась в его душе. Его кое-как обоснованный запрос и путаные объяснения сработали, взгляд Поркова устремился в Москву, рука протянулась в сторону Кремля. Порков пообещал также достать сведения о Каалинпяя, но прежде чем он успел выполнить обещание, их сотрудничество прекратилось. В списке жен поначалу не обнаружилось ни одного подходящего имени, никого, кто мог бы быть невестой Роланда.

Он сразу же вычеркнул имена тех, кто жил географически слишком далеко, он не верил, что Роланд мог сойтись с абсолютно незнакомой женщиной издалека. Да и описания природы в записной книжке указывали на то, что Роланд находился где-то поблизости от родных мест. Скорее всего, он мог довериться женщине, с которой у него и прежде были какие-то отношения. Во всем списке было только одно знакомое имя, но оно казалось невероятным: имя его жены.

В течение двух последних лет Партс неоднократно просматривал этот список и все время натыкался на имя жены. Теперь он смотрел на нее новыми глазами, пытался найти в ее поведении какие-то зацепки, трещины, которые заставили бы ее открыться и все рассказать, нечто, что подтвердило бы его подозрения или хоть бы подсказало, как докопаться до правды. Подозрения крепли еще и оттого, что Партс не знал, чем занималась его жена, пока он был в Сибири. Жена не была на похоронах свекрови, но приезжала в гости при ее жизни. Мать писала, что наконец-то от невестки есть хоть какая-то польза. К тому моменту силы Леониды и Акселя уже иссякли, и она изо всех сил помогала выполнять норму, собирала ягоды, грибы, закручивала банки. Она чудом достала для плодовых деревьев и кустов карболовой кислоты, выменяв ее на свиной жир, распылила, как научил ее Роланд, и урожая хватило даже на продажу. А цветы обработала касораном. Даже таскала из леса дрова. Ночевала обычно на конюшне или в сарае, а иногда и в бывшей лесной избушке Леониды, для которой колхоз не нашел никакого применения. Это, конечно, было разум но: многие знали о связях жены с немцами, времена были непростые, а муж в Сибири. И все же. Что, если внезапная привязанность жены к родным местам и частые визиты к свекрови были связаны с Роландом? Что, если она спешила с корзиной ягод прямо в объятия Роланда, а он поверял ей в постели свои тайны?

Перед глазами Партса качалась нога девушки в брюках. Он медленно жевал салат, выискивая языком горошины и раскусывая их по одной, и время от времени аккуратно вытирал салфеткой следы майонеза в уголках губ. Возможно, его хватка стала ослабевать. Раньше он всегда знал, в какую сторону двигаться, инстинкт самосохранения всегда срабатывал. Теперь же он был растерян, связанные с рукописью поиски то и дело заходили в тупик, натыкались на неожиданные препятствия или, как в стену, упирались в глаза жены. Партс не понимал ситуации, в которую поставила его Контора. Несмотря на некоторую подготовку, в роли оперативника он чувствовал себя неуклюжим. Накануне он запаниковал, собрал бумаги и даже не проверил, действительно ли Объект пропал или же просто отошел в туалет. Выбежав на улицу, он какое-то время прислушивался, потом направился в сторону студенческого общежития. Свет в комнате Объекта не горел. Партс чувствовал себя собакой, потерявшей след. Он отчаялся. Луна насмешливо смотрела на него, отражаясь в темных глазах окон. Назавтра он с надеждой ожидал появления Объекта, стоя в незаметном углублении стены недалеко от входа в аудиторию. Напрасно. Юнца с бакенбардами не было в числе выходящей из зала молодежи, которая резко отличалась от той, что заседала по вечерам в кафе “Москва”. Обычные студенты, в их взглядах не было того напряжения и неподдельной увлеченности, что царили в кафе и особенно остро ощущались всякий раз, когда приглашенный рассказчик переходил к главному. То были тайные лекции. Неудивительно, что обычная учеба юнца не привлекала. Его интересовал пакт Молотова — Риббентропа и то, как живут люди в Финляндии и вообще за границей. Среди лекторов были те, кто сам выезжал за границу, журналисты и спортсмены, прошедшие тщательную проверку Конторы, получившие разрешение на выезд, — и вот благодарность за дарованные им особые права. Зависть ли жгла Партса, словно укусы слепня, или кожа его зудела от затхлого воздуха кафетерия?