Стюарт Льюис - У вас семь новых сообщений

– Не знаю, наверное, можно сказать, что слишком много всего случилось…

Ричард поворачивается к Джулиану и говорит:

– Nostro piccolo sta imparando che le relazioni sono complicate [5]. Ну, только не наши, разумеется.

– По-английски за столом, пожалуйста, – говорю я.

– Ричард просто говорил, что ты сегодня замечательно выглядишь.

– Ясно. Ладно, в любом случае, несмотря на папину ложь, мне его так жаль. Насколько я знала, он был почти идеальным мужем.

Они переглядываются, и Ричард закатывает глаза. Неужели они что-то от меня скрывают. Если выяснится еще больше, боюсь, я не выдержу.

После завтрака Ричард отправляется в Рим на еженедельную конференцию, а Джулиан – на «эксклюзивную» поездку с парой из Австралии, собираясь проделать кольцо в тридцать два километра по холмам Тосканы. Я весь день блаженно валяюсь у бассейна с айподом и последней частью «Сумерек». Я сплю, плаваю, читаю, загораю, сплю опять, а потом захожу внутрь, чтобы съесть знаменитый салат Джулиана из тунца с клюквой и грецким орехом.

Ближе к вечеру я решаю прогуляться к главной площади деревни. Мимо проезжает машина, пыль, летящая из-под ее колес, сверкает в вечернем свете, что кажется очень романтичным. Вспоминаю взгляд, которым Ричард и Джулиан обменялись, когда я заговорила об отце.

Мне больно, но я все равно тебя люблю.

Странно, но мне хочется, чтобы Оливер был здесь. Они бы с Джулианом могли поимпровизировать вместе. Мы бы могли плескать друг в друга водой в бассейне, как в кино. Если бы…

Я выхожу на маленькую площадь, где несколько стариков курят трубки в тени дерева. Женщина гуляет с ребенком в коляске, которая выглядит так, будто была сделана в двадцатые годы. Там расположен маленький магазин, и я понимаю, почему Джулиан так тепло отзывался о местных продуктах. Все выглядит таким ярким и свежим, как будто только что упало с дерева в эти очаровательные деревянные коробочки. Я пытаюсь купить персик, но в кармане у меня только бумажка в пять долларов. На продавщице что-то вроде чепчика, но ей идет. Наверное, только итальянка может позволить себе носить чепчик. Она улыбается и машет рукой, отдавая мне персик даром.

Я сажусь на площади и смотрю на жизнь городка. Мимо меня проезжают маленькие машинки европейского производства, пара детей в чем-то, похожем на школьную форму, парень-хиппи бренчит на укулеле. По дороге домой я встречаю человека на пони. Он смотрит на меня так, будто это совершенно обычное дело – ходить с пони в магазин.

Дома я иду в логово Ричарда и отправляю Жанин письмо, в котором описываю городок, жилье и того мужчину на пони. Дарии я пишу примерно то же самое, только с меньшим количеством восклицательных знаков. Потом звоню папе.

– Да, я хорошо добралась. Ричард и Джулиан такие милые. Все… в порядке. – Ну, почти все. – Как Тайл?

– Нормально. К счастью, он скоро поедет в лагерь, отвлечется.

Каждый раз, слыша слово «лагерь», я чувствую боль в сердце. Именно там я узнала, что мамы больше нет. На причале у озера, солнце почти село, и в воде отражались деревья и завитки разноцветных облаков. Это был красивый и ужасный вечер.

– А где он сейчас?

– Не уверен, но думаю, что где-то с твоим приятелем из дома напротив.

Я лишаюсь дара речи.

– С Оливером?

– Угадала.

– Что?

– Думаю, у них есть кое-что общее.

Я сползаю на пол не в силах справиться с земным притяжением.

– И что же?

– Они оба по тебе скучают.

Я сижу в ванне, окно открыто, и сквозь него дует ветерок из сада. Я чувствую запах трав, в основном базилика, и представляю, какой получится лазанья. Наверное, я тут наберу фунтов десять, но мне все равно, главное, плавать побольше.

Когда я была маленькой и мы часто ездили на пляж в Нантакет, родители с трудом могли выманить меня из воды. Я лежала на полосе прибоя, делая вид, что я русалка, или скакала по волнам, как дельфин. А иногда я ложилась на спину и смотрела в бесконечное небо над собой, и океан поддерживал меня, как будто я лечу.

Вернувшись в комнату, я замечаю на столе старую коробку, наверху карандашом написано «Луна». Должно быть, это вещи моей матери, которые Ричард хотел вернуть. Я сажусь и долго держу коробку на коленях. Слышу, что Джулиан вернулся домой. Я подхожу к окну и вижу, как он отвозит свой велосипед в сарай рядом с бассейном. Затем он стаскивает с себя одежду и забирается под душ во дворе. Я замечаю его зад – гладкий и твердый как камень. Вымывшись, он все еще обнаженным ныряет в бассейн. Он быстро плавает из конца в конец, переворачиваясь, как спортсмен. Невероятно. Как будто тридцати двух миль на велосипеде ему не хватило, и теперь надо проплыть еще несколько. Я открываю окно и наклоняюсь, оперевшись локтями на подоконник, как если бы была тренером, следящим за своим лучшим пловцом. В конце концов я достаю свой цифровой фотоаппарат – навороченная модель, которой почти не пользуюсь, и фотографирую заплыв Джулиана. Зад не разглядеть, но можно увидеть одну жилистую руку, а вода ярко-синего цвета почти светится. Джулиан похож на рыбу.

Я спускаюсь вниз и делаю фотографию дома. Здесь царит более домашняя атмосфера, чем в тех местах, где я бывала раньше.

Я в кухне пью воду, когда Джулиан выбирается из бассейна. Я не оглядываюсь, давая ему время одеться. Он же не пойдет в дом голым?

Когда через несколько минут я выглядываю наружу, он рвет базилик в саду, обвязавшись полотенцем вокруг талии. Я делаю снимок его сильной спины в окружении стеблей базилика. Через пару минут он заходит в кухню и говорит:

– Ну что, девочка, будешь моим поваренком?

Я откладываю фотоаппарат и улыбаюсь:

– Естественно. Но тебе придется надеть на себя что-то помимо этого полотенца.

Он смеется, и секунду в его глазах горят искорки. Глаза у него почти такие же зеленые, как базилик, который он держит в руках. Он забегает в туалет рядом с кухней и через пару секунд выходит в шортах и футболке, которая когда-то была красной, но теперь выцвела до лососевого цвета. Я вспоминаю маминого друга Бена – модельера из Лондона, который всегда описывал свои коллекции, используя сравнения с фруктами и овощами: «Много баклажанов в этом сезоне, – мог он сказать, – и лаймов». Сначала я не могла понять, модельер он или шеф-повар.

Джулиан кидает на стол большой пакет артишоков, а потом достает кастрюлю, в которой наверняка можно сварить лошадь.

– Так, нам надо их сварить, а потом выскоблить сердцевинки.

– Звучит жутковато.

Он улыбается. Пока вода закипает, я рассказываю ему об Оливере и о том, как он выскоблил мое сердце.

– Да, парни это умеют, – отзывается Джулиан, – в старших классах я влюбился в своего соседа, Роди Джонсона. Вечером перед выпускным, мы собирались сбежать и отправиться в гостиницу «Шато Мармон» на бульваре Сансет.