Элис Манро - Беглянка (сборник)

Достаточно было поднять взгляд, достаточно было посмотреть в нужную сторону, чтобы определить, куда ее тянет. На вечернюю прогулку после дневных трудов. На опушку леса, где грифы пируют на голых сучьях.

А в траве белеют мелкие грязные косточки. И наверное, череп с прилипшими клочками окровавленной шерсти. Череп, который уместился бы на ладони, как чашечка. Все истины в одной руке.

Или пустое это все. Ничего там нет.

Могло ведь обернуться и по-другому. Ничто ему не мешало прогнать Флору со двора. Или привязать в торце фургона, увезти подальше да выпустить. Или вернуть прежним хозяевам. Чтоб только не ходила рядом, не напоминала.

Может, она теперь свободна.

Шли дни, а Карла не приближалась к тому месту. Не поддавалась искушению.

Середина июня 1965 года; конец семестра в школе «Торранс-Хаус». Джулиет, которой так и не предложили постоянное место (учительница, которую она замещала, выздоровела), может отправляться домой. Но она, по ее собственному выражению, делает небольшой крюк. Чтобы заехать к одному знакомому, живущему на побережье.

С месяц назад они с Хуанитой, единственной ее ровесницей среди учителей и единственной подругой, ходили на снова вышедший в прокат фильм «Хиросима, любовь моя» [3]. Потом Хуанита призналась, что она, как и героиня фильма, влюблена в женатого мужчину – отца одной из учениц. Тогда и Джулиет сказала, что попала когда-то примерно в такую же историю, но не позволила событиям зайти слишком далеко из-за бедственного положения его жены. Жена его была тяжело больна; даже мозг у нее почти отказал. Хуанита заметила, что была бы только рада, если бы у жены ее возлюбленного отказал мозг, так ведь нет: та отличалась решительным, властным характером и запросто могла добиться, чтобы Хуаниту выгнали с работы.

А вскоре после этого пришло письмо, как будто вызванное теми глупыми выдумками или полувыдумками. Конверт оказался каким-то засаленным, словно его долго таскали в кармане, и адресован был просто «Джулиет (учительнице), школа „Торранс-Хаус“, Марк-стрит, 1482, Ванкувер, Британская Колумбия». Директриса вручила его Джулиет со словами:

– Полагаю, это вам. Адрес верный, но фамилия почему-то не указана. Могли бы уточнить.

Дорогая Джулиет, совершенно вылетело из головы название школы, где ты учительствуешь, но на днях ни с того ни с сего вспомнилось. Вот я и подумал: это мне знак, чтобы написать. Надеюсь, ты еще там и работа не настолько гнусная, чтобы увольняться в середине семестра, да и вообще, ты, по-моему, не из тех, кто пасует перед трудностями.

Как тебе нравится погода на западном побережье? Если покажется, что у вас в Ванкувере сплошные дожди, то умножь на два – и получишь то, что сейчас творится здесь.

Часто представляю, как ты по ногам ночам смотришь на звезды. Написал «по ногам» – время позднее, давно пора спать.

У Энн все по-прежнему. Когда я вернулся из поездки, мне показалось, что она резко сдала, но это оттого, что я разом понял, насколько ухудшилось ее состояние за последние два-три года. Когда видишь человека ежедневно, это не бросается в глаза.

По-моему, я не рассказывал, что ездил в Реджайну проведать сына, ему одиннадцать лет. Живет там с матерью. В нем тоже заметны большие перемены.

Хорошо, что я вспомнил название школы, но теперь мучаюсь, что забыл твою фамилию. Все равно сейчас заклею конверт, а фамилия, возможно, сама всплывет.

Часто думаю о тебе

Часто думаю о тебе

Часто думаю о тебе

Автобус идет от центра Ванкувера до Хорсшу-Бей и въезжает на паром. Далее по суше пересекает материковый полуостров и въезжает на другой паром, затем опять по берегу и наконец туда, где живет человек, написавший ей письмо. Поселок называется Уэйл-Бей. Насколько же быстро пейзаж меняется от городского до первозданного. Весь этот семестр она прожила среди лужаек и садов Керрисдейла, откуда в ясную погоду театральным задником виднеются горы северного побережья. Школьная территория, обнесенная каменной стеной, имеет защищенный, ухоженный вид, в любое время года там что-нибудь цветет. Территории всех окрестных домов одинаковы. Этакое аккуратное благополучие: рододендроны, остролисты, лавры, глицинии. А ближе к Хорсшу-Бей тебя обступает лес – не парк, а настоящий лес. Дальше – вода и скалы, темные деревья, свисающие лишайники. Кое-где возникает сырой, захудалый домишко, из трубы поднимается струйка дыма, во дворе поленница, доски и шины, техника и запчасти, сломанные и годные велосипеды, игрушки – весь тот хлам, что хранится под открытым небом, если у хозяев нет гаражей и подвалов.

Городки, где останавливается автобус, не отличаются продуманной планировкой. Некоторые районы сплошь застроены типовыми зданиями различных компаний, но большинство домов похожи на те, что попадались вдоль лесной дороги: с широкими захламленными дворами, будто случайно выросшие по соседству. Ни тебе асфальтированных дорог, за исключением шоссе, которое пересекает городок из конца в конец, ни тротуаров. Никаких внушительных зданий, где могли бы разместиться почта или муниципальное управление, никаких изысков в жилых кварталах и витринах. Военных мемориалов нет, питьевых фонтанчиков нет, цветущих скверов нет. Кое-где возникает гостиница, больше похожая на пивную. Кое-где школа или больница – современная, но приземистая, неприглядная, как сарай.

И в какой-то миг – определенно, на втором пароме – ее начинает точить червячок сомнения по поводу всей этой затеи.

Часто думаю о тебе

Думаю о тебе часто

Так говорят в утешение или из вялого желания удержать другого при себе. Наверняка в Уэйл-Бей есть гостиница или хотя бы кемпинг. Туда и нужно пойти. Большой чемодан она оставила в школе, его можно забрать потом. С собой у нее только дорожная сумка через плечо – никто и внимания не обратит. Это всего лишь на одну ночь. Может, позвонить ему?

И что сказать?

Что она случайно оказалась в этих краях, направляясь в гости к подруге. К подруге Хуаните, с которой они вместе работают в школе; у нее дача… где? У нее домик в лесу, она неутомимая туристка (в отличие от настоящей Хуаниты, которая вечно расхаживает на шпильках). И надо же: домик этот совсем близко, к югу от Уэйл-Бей. Вот Джулиет и решила, что, погостив у Хуаниты… решила… коль скоро оттуда рукой подать… она решила, что вполне можно…

Скалы, деревья, вода, снег. Полгода назад, в одно прекрасное утро между Рождеством и Новым годом, они, перемежаясь, составляли ландшафт, мелькавший за окном поезда. Скалы были огромные, иногда с острыми выступами, иногда гладкие, как валуны, темно-серые или почти черные. Деревья в основном вечнозеленые: сосны, ели, кедры. Ели – черные канадские ели – выглядели так, будто у них наверху примостились их миниатюрные копии, запасные елочки. А другие породы деревьев – вероятно, тополь, ольха, лиственница – щетинились голыми ветками. У некоторых стволы сделались пятнистыми. Снег, толстыми шапками накрывший скалы, прилип и к наветренной стороне деревьев. Мягким ровным покрывалом лежал на замерзших озерах, больших и маленьких. Вода не замерзла лишь там, где было сильное течение, – в нечастых речках, быстрых, темных и узких.