Элис Манро - Слишком много счастья (сборник)

Роман все равно оказался нечитабельным, и я без сожаления поставила толстый том обратно в шкаф.

В комнате больного, конечно, тоже были книги. Вообще чтение здесь, похоже, дозволялось. Книги эти были по большей части уже открыты и положены страницами вниз, – создавалось впечатление, что мистер Крозье прочитывает понемногу из одной, потом из другой, из третьей – и откладывает их в сторону. Да и названия меня совсем не привлекали: «Цивилизация на суде истории» {58}или «Тайная война против Советской России». {59}

Кроме того, я помнила наказ своей бабушки: не трогать без необходимости вещи, которых касался больной, потому что на них полно микробов. И когда подаешь ему стакан с водой, надо брать его не голой рукой, а тряпочкой.

Правда, мама возразила, что белокровие происходит не из-за микробов.

– А от чего же? – удивилась бабушка.

– Медики этого не знают.

– Хм.

После работы молодая миссис Крозье подвозила меня домой, хотя расстояние было немалое: с одного конца города на другой. Она была высокой, стройной, светловолосой, и лицо у нее временами становилось то бледным, то румяным. Иногда щеки покрывались у нее красными пятнами, словно она их расчесала. Ходили слухи, что она была старше своего мужа и даже что он учился у нее в университете. Моя мама считала, что это все домыслы: поскольку он был ветераном войны, то она могла быть и младше своего ученика. Люди просто невзлюбили ее за то, что она образованная.

Еще говорили, что она могла бы сейчас посидеть дома и поухаживать за ним в несчастье, как обещала во время бракосочетания {60}, а не мотаться на работу. И снова моя мама становилась на сторону Сильвии. Ездит-то она всего два раза в неделю и правильно делает: надо стараться сохранить профессию, скоро она останется одна, и тогда придется самой о себе заботиться. И вообще, если время от времени не уезжать от старой миссис, то можно с ума сойти. Мама всегда защищала женщин самостоятельных, живущих своим трудом, а бабушка за это на нее сердилась.

Как-то раз я попробовала заговорить с молодой миссис Крозье – с Сильвией. Из всех моих знакомых только она имела высшее образование и к тому же преподавала. Кроме ее мужа, конечно, но он был не в счет.

– Скажите, а Тойнби писал книги по истории?

– Что-что? А, да, конечно.

Казалось, для нее никто не имеет значения: ни я, ни те, кто ее критикует, ни те, кто защищает. Мы все были для нее букашками на абажуре лампы.

О чем старая миссис Крозье действительно заботилась, так это о своем саде. У нее был работник – человек примерно ее возраста, но гораздо более подвижный. Он жил на нашей улице, и именно от него она услышала про меня – что можно меня нанять. У себя дома он только болтал языком и растил сорняки, но тут трудился вовсю: выдергивал сорную траву, мульчировал почву {61}, носился туда-сюда, а она поспешала за ним, опираясь на палку и прикрыв голову большой соломенной шляпой. Иногда старая миссис Крозье присаживалась на скамейку покурить, но при этом не переставала комментировать его действия и отдавать приказы. Вскоре после своего появления в доме я решилась пройти между идеально постриженными живыми изгородями, чтобы спросить, не желает ли она и ее помощник воды. «Смотри, куда ступаешь!» – закричала она прежде, чем ответить «нет».

В дом никогда не приносили цветов. Кое-где за живыми изгородями, почти на самой дороге, росли маки, и я спросила хозяйку, нельзя ли нарвать букет, чтобы в комнате больного стало повеселее.

– Зачем? Они же там помрут, – ответила она, по-видимому не замечая, что в данных обстоятельствах это замечание звучит двусмысленно.

Некоторые мои просьбы или высказывания заставляли мускулы ее худого, в пигментных пятнах лица вздрагивать, глаза – бросать косые взгляды, а губы – делать такое движение, будто во рту у нее вдруг образовался мерзкий привкус. В такие моменты она действовала на меня как удав на кролика.

Я работала два дня в неделю, – не помню, в какие именно, допустим, во вторник и четверг. В мой первый рабочий день, вторник, в доме были только больной и старая миссис Крозье. А в четверг явилась еще одна особа, о которой мне ничего не рассказывали. Сначала я услышала шум подъезжающей машины, потом кто-то стремительно взбежал по ступенькам крыльца и вошел в кухню, даже не постучавшись. Женский голос позвал какую-то Дороти, – я тогда даже не знала, что так звали старую миссис Крозье. Голос был молодой, смелый и как бы дразнящий, – создавалось впечатление, что эта особа вас щекочет.

Я сбежала вниз и сказала:

– Может, она на веранде – загорает.

– Здрасьте пожалуйста! А ты кто?

Я объяснила, кто я такая и что здесь делаю, и тогда девушка в ответ назвала себя: Роксана {62}.

– Я массажистка, – добавила она.

Мне очень не нравилось, если меня срезали каким-нибудь незнакомым словом. Я постаралась не подать виду, но Роксана сама догадалась:

– Не врубаешься? Массажи я делаю. Слыхала про такое?

Она уже распаковывала свою сумку, вынимая оттуда разные подушечки, тряпочки и плоские бархатные щеточки.

– Нужна горячая вода, чтобы подогреть это дело, – сказала он. – Вскипяти-ка мне в чайнике!

Дом Крозье был с виду величественный, но вода в кране текла только холодная – как, впрочем, и у нас дома.

По-видимому, Роксана сразу решила, что я жду не дождусь, когда мне что-нибудь прикажут сделать, в особенности если прикажут таким ласковым тоном. И она была права, хотя, может быть, и не догадывалась, что я готова услужить скорее из любопытства, чем из-за ее обаяния.

Лето еще только началось, но она была уже загорелая, а ее волосы, модно подстриженные «под пажа», имели цвет меди. В наше время ничего не стоит выкрасить волосы в такой цвет, но тогда подобный оттенок был редкостью и вызывал зависть. Карие глаза, ямочка на щеке и постоянная дразнящая улыбка. Эта улыбка отвлекала, и, глядя на Роксану, нельзя было решить, действительно ли она красива и сколько ей лет.

У нее были довольно узкие бедра, но что касается всего остального, то она отнюдь не была обижена природой.

Она тут же рассказала, что в наш город переехала недавно, когда вышла замуж за автомеханика – он работает на заправке «Эссо», – у нее есть двое маленьких сыновей, одному четыре года, а другому три.

– От кого они, решить было непросто, – заметила она, заговорщически подмигнув.

Массажу она научилась в Гамильтоне, где жила раньше, и оказалось, что именно к этому делу у нее есть большие способности.

– Доро-оти! Ты где-е? – громко позвала она вдруг.

– Она на веранде, – повторила я.

– Да в курсе я. Просто шучу с ней. Чтобы ты знала: если тебе делают массаж, надо полностью раздеваться. Для молодых – плевое дело, а для тех, кто постарше, сама понимаешь. Стесняются.