Кэтрин Бу - В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

Учитывая то, что риск снова попасть в подобную переделку был велик, Сунил предпочитал несколько ночей понаблюдать за охранниками Taj через дыру в стене. Чтобы не быть схваченным, надо выяснить, каков график патрулирования. А пока маленький мусорщик готовился к этой вылазке, он зарабатывал себе на пропитание «визитами» на недостроенную четырехуровневую автостоянку неподалеку от международного терминала.

К этому времени он уже знал, как правильно к ней подобраться. Надо пройти мимо ярко раскрашенных красно-желтых заграждений; мимо бульдозеров и генератора, укрываемого на ночь чехлом; мимо контрольно-пропускного пункта, где служба безопасности с фонариками осматривает багажники машин; мимо великолепной кучи гравия; мимо миндального дерева с его горькими плодами (сейчас его листья покраснели – верный знак, что орехи созрели и стали слаще); мимо двух бункеров охраны.

Однажды январской ночью он пришел на эту окутанную тьмой парковку. Под ногами сновали какие-то зверьки, но он не мог их разглядеть: наверное, это были крысы. Но раньше он здесь их не встречал. А вот на охрану он натыкался нередко, однако сейчас здесь было пустынно. Сунил не мог понять, куда делись сторожа. Он еле слышно пробрался к находившейся сбоку лестничной шахте. Ее внешняя стена была сквозной, сделанной из горизонтальных металлических перекладин. На нее падал бледный голубоватый отсвет огней международного терминала. С одной стороны, подсветка могла его выдать. С другой – благодаря ей он мог лучше осмотреть местность.

Сунил искал то, что в Аннавади именовали «мельхиором» [102] – алюминий, гальванизированный металл, никель. В последнее время в трущобах говорили о нем с особым придыханием. Нет, конечно, цветные металлы тоже упали в цене – со ста рупий за килограмм до шестидесяти. Но обвал цен на другие утилизируемые отходы был гораздо более значительным.

Медленно поднимаясь по лестнице, Сунил останавливался в конце каждого пролета и глядел вниз через оставленные в полу дырки. Он предположил, что вскоре через них пропустят водопроводную трубу, но пока что эти отверстия давали возможность следить, не крадется ли по его следу охрана. Особенно он боялся сторожей-непальцев, поскольку считал, что они чем-то похожи на китайцев и владеют боевыми искусствами, как Брюс Ли.

На третьем этаже в углу лестничной площадки он увидел две стоящие в углу узкие алюминиевые панели. Оглянувшись, он боязливо подошел и схватил их, удивляясь, что никто не забрал их до его прихода. Наверное, это части каких-то оконных рам. Хотя, с другой стороны, на парковке ведь нет окон. Для него было несущественно, какие именно детали попали к нему в руки, но все же он задумался об их предназначении.

Сунил потащил алюминий с собой на верхний этаж. Там он знал единственное место, где можно отыскать «мельхиор». Из него был сделан держатель для огнетушителя, хранившегося в закрытом ящике с надписью: «Пожарный кран». Эта деталь была маленькой и легкой и стоила недорого. При этом находиться рядом с крышей было опасно, потому что возрастала вероятность наткнуться на охранников, которые выходили туда покурить. И все же каждый раз, приходя на эту автостоянку, он забирался на самый верх. Сунил никогда не бывал в таких высоких зданиях. Больше его поражал простор и вид, который открывался с последнего, четвертого уровня.

Сейчас крыша была абсолютно пустой, поэтому можно было встать посередине, раскинуть руки в стороны и кружиться, зная, что никого и ничего не заденешь. Потом, по завершении строительства, когда здесь будут рядами стоять машины, это пространство изменится, и перемещение по нему будет сильно ограничено. Оно станет более обыденным, имеющим, как все в повседневной жизни, строгие рамки и границы.

Сунил любил стоять на этой крыше и смотреть, как взлетают самолеты Air India с оранжевыми хвостами. Он с удовольствием разглядывал водонапорную башню с похожей на луковицу верхней частью, наблюдал за возведением нового обширного терминала. В сторону труб крематория Парсивада, где сожгли тело Калу, он предпочитал не поворачиваться. Лучше уж развернуться к сияющей надписи «Хайат» над стеклянным фасадом гостиницы или отыскать теснящиеся друг к другу лачуги Аннавади. Но самое занятное – следить, как состоятельные пассажиры подъезжают и отъезжают от международного терминала.

Другие мальчишки, приходившие на эту крышу, тоже любили наблюдать за людьми внизу, потому что те казались им маленькими, будто игрушечными. Но когда Сунил смотрел на них сверху, то странным образом становился ближе к ним, словно вдруг ему удалось сравняться с ними в статусе. Отсюда можно было свободно глядеть на них, а внизу этого ему никто бы не позволил. Они не знали, что мальчик за ними наблюдает, и не могли возражать против этого.

С течением времени, с каждым проходившим месяцем, Сунила все больше терзали сомнения, к какой же категории жителей расстилавшегося внизу города он принадлежит. Раньше он думал, что достаточно умен, чтобы стать «кем-то» – нет, не важной персоной, как те, что снуют возле аэропорта, а кем-то поменьше. На крыше он чувствовал себя в большей степени человеком, чем в Аннавади, даже при условии, что он пробрался сюда, как вор.

Ну, хватит терять время. Надо отправляться домой, прихватив, конечно, «мельхиор». Мальчик спустился по лестнице и перед тем, как выйти из здания, расстегнул штаны и сунул полоски металла в трусы. От их соприкосновения с телом возникало неприятное ощущение, но просто положить их в штанину он не мог: оттуда они выпадали.

Ковыляя и прихрамывая, Сунил благополучно миновал КПП, участок Сахар и вскоре вернулся в Аннавади. В эту ночь он спал, свернувшись калачиком в кузове грузовика. На следующий день он снова отправился воровать, и, используя инструменты, одолженные тамилом из игрового салона, срезал несколько металлических замков, которые навешивала на колеса провинившихся авторикш парковочная полиция аэропорта.

Когда Сунил в сумерках явился в игровой зал, все обсуждали, как одна из женщин сегодня пыталась повеситься. Ее удалось спасти. Муж несчастной из-за долгов вынужден был продать хижину, а жить на улице она не хотела.

«Что-то уж слишком много женщин в Аннавади мечтает покончить с собой», – подумал Сунил. Особенно его опечалила смерть Мины, которая всегда была добра к нему. Когда кругом столько потенциальных самоубийц, сам поневоле задумываешься о сведении счетов с жизнью. Так, во всяком случае, говорили люди.

Абдул же считал, что поступок Мины был смелым и дерзким. Калу тоже нередко звали отчаянным храбрецом. А теперь тамил, скупщик краденого, стал величать так Сунила: «Храбрец из Аннавади!» «Первый среди воровской братии!» Но Сунилу было ясно, что за этой лестью стоят корыстные цели. Хозяин игровых автоматов пытался подбодрить мальчика, чтобы тот скорее пробрался в «Тадж», стащил лом и продал именно ему. Но пока что Сунилу не хватало уверенности в себе, чтобы совершить эту вылазку.