Ивлин Во - Любовь среди руин. Полное собрание рассказов

Письма были принесены в клуб и прочитаны вслух, и по прошествии нескольких дней напряжение начало спадать и возникло общее ощущение, что драма превратилась в прозу.

– Они обязаны снизить цену. Девушка пока что в безопасности, – объявил майор Лепперидж, авторитетно выразив то, что долгое время невысказанно вертелось в умах сообщества.

Жизнь города начала возвращаться в привычное русло: хозяйственные дела, спорт, сплетни. Прибытие второго уха американского миссионера не вызвало большого шума, разве что мистер Юкумян немедленно раздобыл слуховую трубку и попытался продать ее штаб-квартире миссии. Дамы колонии оставили затворническую жизнь, которую вели, испугавшись поначалу. Мужчины ослабили пригляд и, как и прежде, засиживались в клубе допоздна.

И тогда случилось нечто, оживившее интерес к пленнице. Сэм Стеббинг обнаружил шифр.

Это был утонченный и сверхобразованный молодой человек, недавно прибывший из Кембриджа, дабы посвятить себя службе в иммиграционном отделе у Грейнджера. С самого начала он проявлял к случившемуся более горячий интерес, чем прочие его коллеги. Две недели изнуряющей жары он просиживал до зари, изучая тексты сообщений Прунеллы. Затем он явился и ошеломил всех сообщением, что письма были зашифрованы. Система, с помощью которой он это распознал, была далеко не из простых. Он был готов растолковать ее в подробностях, но слушатели неизменно теряли нить, упускали доводы и довольствовались результатом…

– Видите ли, если перевести это на латынь, то получается анаграмма между первым и последним словом первого сообщения и вторым и последним словом третьего, если считать с середины. Бьюсь об заклад, это сбило разбойников с толку…

– Да, старина. К тому же никто из них вообще не умеет читать…

– Затем в четвертом сообщении возвращаемся к первоначальной системе, берем четвертое слово, но с конца…

– Да-да, я понял. Не надо дальше объяснять. Просто скажи нам, что там на самом деле сказано.

– Там сказано: «С КАЖДЫМ ДНЕМ СМЕРТЬ ВСЕ ЖИЖЕ», – тут ее система дала сбой, видимо, не «жиже» а «ближе». Потом я не смог расшифровать слово «ПЛЗГФ», бедняжка, несомненно, находилась в сильном возбуждении, когда писала это, а в конце значится: «УПОВАЮ НА МОЕГО КОРОЛЯ».

В целом это был настоящий триумф. Мужья принесли новость женам:

– Стеббинг чертовски изобретательно все это расшифровал. Не стану утруждаться, вдаваясь в подробности, ты все равно не поймешь. В любом случае результат ясен как день. Мисс Брукс в ужасной опасности. Мы все должны что-нибудь сделать.

– Кто бы мог подумать, что малышка Прунелла такая находчивая…

– А я всегда говорила, что у этой девочки есть голова на плечах.

Новость об этом открытии облетела новостные агентства всего цивилизованного мира. Поначалу похищение вызвало огромное внимание. В течение двух дней сообщение о нем появлялось на первой полосе, с портретом, затем на развороте – тоже с портретом, и наконец – на третьей странице «Эксцесса», по мере того как история становилась день ото дня менее тревожной. Шифр дал истории новое дыхание. Портрет Стеббинга появился на первой странице. Газета предложила десять тысяч фунтов для выкупа, и звезда журналистики спустилась с небес на аэроплане, чтобы вести переговоры и сделать о них репортаж.

Это был крепкий молодой человек родом из Австралии, и с его появлением все завертелось с большим размахом. Проглотив свою обычную враждебность к прессе, обитатели поселения приняли его в клуб и заполнили его досуг коктейлями и теннисными состязаниями. Он даже узурпировал место Леппериджа в качестве авторитета по общемировым вопросам.

Однако его пребывание было кратким. В первый день он взял интервью у мистера Брукса и всех важных лиц городка и телеграфировал трогательную «человечную» историю о том, как Прунелла стала сердцем поселения. С этого дня для почти трехмиллионной читательской аудитории мисс Брукс стала просто Прунеллой. (Журналисту не удалось встретиться лишь с одной местной знаменитостью. Бедный мистер Стеббинг занемог, получив тепловой удар, и был отправлен морем на лечение в Англию в крайне расстроенном состоянии нервов и разума.)

На второй день репортер интервьюировал мистера Юкумяна. Они засели с бутылочкой мастики за круглый стол позади прилавка в магазинчике мистера Юкумяна в десять утра. Было уже три часа пополудни, когда репортер вышел на белую пыльную жару, но своего он добился. Мистер Юкумян пообещал отвести его в разбойничий лагерь. Оба поклялись хранить все в тайне. К закату весь Матоди обсуждал предстоящую экспедицию, но журналиста никто не смущал расспросами. В тот вечер он сидел один, печатая отчет о том, что, как он предполагал, произойдет на следующий день.

Он описал выступление на заре: «Серый свет занимается над осиротевшим поселением Матоди… верблюды фыркают и натягивают поводья… множество горестных англичан, для которых солнце означает лишь завершение еще одной ночи безнадежного созерцания… серебряные рассветные лучи врываются в комнатку Прунеллы, скользят по откинутому покрывалу на кровати – таким она оставила его в тот роковой день…» Он описал подъем в горы, где «…роскошная тропическая растительность уступает место бесплодному кустарнику и голым скалам…». Описал, как «посланец разбойников завязал ему глаза и как он, покачиваясь на спине верблюда, ехал в неизвестность, объятый мраком. А затем, спустя, казалось, вечность, – остановка… повязку долой… разбойничий лагерь… двадцать пар безжалостных восточных глаз поверх жуткого вида винтовок…». Тут он вынул лист из печатной машинки и внес исправление. Разбойничье логово должно находиться в пещере, «усеянной костями и шкурами»… Джоав, атаман разбойников, сидел на корточках во всем своем варварском великолепии, держа на коленях меч, украшенный драгоценными каменьями. И наконец, кульминация рассказа – Прунелла связана. Какое-то время он лелеял идею ее раздеть и начал было ковать словесное изображение девического тела, сжавшегося в полумраке, подобно Андромеде. Но благоразумие возобладало, и он удовольствовался «ее прекрасным, стройным станом, перетянутым пеньковой веревкой, впившейся в юные лодыжки и запястья…». Заключительный абзац он посвятил тому, как внезапно отчаяние растаяло в ее глазах, уступив место надежде, когда он сделал шаг вперед, протягивая выкуп атаману, и «…от имени „Дейли эксцесс“ и народа Великобритании вернул ей достояние свободы».

Закончил он уже поздно ночью, зато спать лег с чувством глубочайшего удовлетворения, а наутро, прежде чем отправиться с мистером Юкумяном в горы, сдал рукопись в «Восточную телеграфную компанию».