Кевин Нгуен - Новые волны

– Об этом-то я и думаю: мы поставим тебя на почтовую рассылку, а потом будем двигать куда потребуется. Узнаешь дело со всех сторон. Мы молоды, мы учимся (я не понял, имел ли он в виду компанию или самого себя), так что у всех много разных обязанностей. В стартапе почти одни системщики, так что человек, иначе смотрящий на мир, – как раз то, что нам нужно.

Я понимал, что это значит: мне придется делать то, от чего шарахаются остальные, но хуже, чем там, где я работал сейчас, быть не могло. Брэндон снова глянул в мое резюме.

– Итак, когда приступишь?

После собеседования я встретился с Марго в Краун-Хайтс, недалеко от дома, где она выросла. Поскольку она жила в этом районе всю жизнь, то постоянно твердила, как там все изменилось и что никто не знает «настоящего Краун-Хайтс».

Это верно. Когда белые думают о Краун-Хайтс, они в основном представляют самую западную его улицу, где за последние три года открылся с десяток новых баров и снобских ресторанов. Традиционно карибский район наглядно являл собой джентрификацию Бруклина. За десять лет арендная плата взмыла вверх как нигде в городе, и люди на улочках Краун-Хайтс становились все белее.

В тринидадской пекарне Марго предложила заказать одинаковое: две жареные лепешки с нутом и карри. На вкус – соленое, тягучее, сладкое. Одна лепешка стоила доллар, я умял четыре. Мы заполировали их в баре поблизости, и я рассказал о встрече с Брэндоном. Марго впечатлило его видение компании, но вот насчет меня она проявила скепсис – сказала, что меня очаровать раз плюнуть. Но мы все равно выпили за перспективы на новой работе. Пусть тут будет не так плохо, как раньше.

Зазвонил мой телефон.

– Это мама.

– Хочешь ответить? – спросила Марго.

Мелодия продолжала играть, пока я раздумывал. Телефон бешено вибрировал на барной стойке.

– Перезвоню позже, – решил я, зная, что, скорее всего, забуду.

Я позволил телефону надрываться, пока он не выдохся. Мне это казалось не таким решительным жестом, как если бы я сбросил вызов.

– Часто пропускаешь мамины звонки?

– Иногда.

– Я с мамой каждый день говорю.

– Да, только мои предки живут на другом конце страны. Ты живешь со своей мамой. Это не то же самое.

Марго рассмеялась.

– Я полноценно взрослая, живущая со своей мамочкой. Так что нет, это не то же самое.

Мы снова пошли за едой. В нескольких кварталах от бара заполучили по тарелке соленой трески, приготовленной с ганским фруктом аки, с гарниром из риса, бобов и жареных райских бананов. Уселись на скамейку с видом на Истерн-парквей.

– Вот так я предпочитаю ужинать, – сообщила Марго. – На улице, без ожидания. Рестораны слишком напыщенны.

– Ты ведь знаешь, что я работал у родителей в их гостинице типа «ночлег и завтрак»? – откликнулся я. – Там не так уж плохо.

– Не желаю никого обслуживать, – отрезала она. – Или чтобы кто-то обслуживал меня.

Я наблюдал, как Марго методично поглощает еду. Никогда не видел, чтобы такая маленькая худышка так яростно расправлялась с едой. Ей был дарован сверхчеловеческий метаболизм, которому не страшны ни пиво, ни жирные блюда. Марго шутила, что у нее тело мечты белой девушки – ни задницы, ни сисек, только длинные ноги-палочки.

Было лето, так что солнце в восемь вечера еще не село. Любители побегать трусцой после работы сновали вверх и вниз по пешеходной дорожке парка, как растерявшаяся пехота. Одежда для тренировок напоминала военную форму: темные спортивные костюмы с люминесцентными акцентами, белые наушники. А рядом мы: наши задницы полируют скамейку, потеют от острой еды.

– Мы правда это сделаем? Перейдем в «Фантом»? – спросил я.

– Не вижу ни одной причины отказываться, – ответила Марго. – Но давай решим за десертом.

Я не был уверен, что десерт в меня влезет.

Мы с Марго приступили к работе в «Фантоме» на следующей неделе. Брэндон представил меня остальным сотрудникам. Но их все равно интересовало, кто я и откуда родом. Я был польщен. Брэндон постоянно называл команду «Фантома» «семьей», и я наблюдал, как Марго всякий раз закатывает при этом глаза.

Освоились мы быстро. И хотя тут во многом оказалось лучше, чем в «Нимбусе» – теплее, продуктивнее, дружелюбнее, – мы обменяли настольный футбол на настольный теннис, а это было даже большее зло. Настольный футбол шумный, но он, по крайней мере, ограничен в пространстве. У «Фантома» офис был меньше, и шарики пинг-понга летали через мой стол. Я пытался уговаривать себя, дескать, ничего страшного. Всякий раз, когда заблудившийся шарик отскакивал от моей клавиатуры на пол, я делал глубокий вдох и поднимал его, чтобы показать, какой я славный парень.

Несколько недель спустя наша работа в «Фантоме» вошла в привычное русло, то есть мы нашли новый бар для возлияний неподалеку от офиса. Он назывался «Генсбур» – ирландский паб почему-то с французским именем. Марго играла в «Пакман» в автомате, притулившемся в дальнем уголке бара. Обычно она опаздывала – на десять-пятнадцать минут, иногда на двадцать. Когда я упрекал ее в этом, она отвечала, что в Нью-Йорке все всегда опаздывают.

– Не я, – возражал я.

– Ты единственный человек, которого я знаю, кто не опаздывает в бар, – посмеивалась она.

– Если ты пунктуален, то пунктуален всегда.

Марго, проигнорировав мою сентенцию, следовала к автомату «Пакмана».

Но в тот день опоздал я. Меня вызвали на встречу, которая затянулась, и, очевидно, Марго расстроилась. Она едва обратила на меня внимание, когда я подошел. Не думаю, что она злилась за опоздание, скорее из-за того, что я работал больше нее.

К автомату «Пакмана», в который при мне играла только Марго, сбоку был приделан держатель для бокала. Марго взяла из держателя свое пиво, сделала залпом несколько последних глотков и передала мне пустой бокал:

– Теперь ты угощаешь.

Вернувшись, я бережно поместил полный до краев бокал в держатель, стараясь не отвлекать Марго от игры. Она много играла в «Пакман» в «Генсбуре». Часто, заказывая пиво, просила бармена разменять ей несколько долларов на четвертаки для автомата. За игрой она почти медитировала. Глубоко сосредоточившись, методично планировала маршруты через синий восьмибитный лабиринт, отворачиваясь, только чтобы хлебнуть пива.

Я провел много часов, наблюдая за «Пакманом» через плечо Марго.

– Почему тебе так нравится эта игра?

Марго не сразу ответила. Я не понял, обдумывает она ответ или слишком сосредоточена.

– Иллюзия командной работы.

Я заметил, что играет она одна.

– Нет, призраки, – пояснила Марго. – Они запрограммированы так, что возникает иллюзия, будто они действуют сообща.

Я уставился на экран. Четыре призрака преследовали Пакмана.

– Ведь они просто бегают за тобой?