Элис Осман - Я рожден(а) для этого

Я, прищурившись, гляжу на Мака. Интересно, как много он знает об этой части фандома? Как много он в принципе знает? Как часто проверяет твиттер @ArkUpdates с последними новостями? Принимает участие в дискуссиях? Что он думает о клипе «Жанна д’Арк», об истории с чемоданом двухлетней давности, о версиях по поводу бонусного трека?

Я бы спросила его об этом прямо сейчас, но не буду – до выступления «Ковчега» осталось всего ничего, и я не хочу портить себе настроение.

– Ангел? – окликает меня Мак, и голос его звучит чуть более напряженно, чем когда он обращается к Джульетте. – А тебе кто больше всех нравится?

– Определенно Джимми.

– Почему?

Я мило улыбаюсь и подпираю рукой подбородок.

– Ты знаешь, это очень интересная тема для обсуждения. Люди склонны думать, что фанатки бойз-бендов мечтают лишь о том, чтобы поцеловать предмет своего обожания, выскочить за него замуж и жить с ним долго и счастливо. Но если спросить напрямую, большинство девушек даже не скажут, что в них влюблены. Выражаясь точнее, это другая любовь. Любовь из разряда «я с радостью заслоню тебя от пули, но, если мы вдруг начнем целоваться, мне будет неловко». Добавь к этому тот факт, что в фандоме очень много представителей ЛГБТ-сообщества, поскольку здесь люди проще относятся к таким вещам, и ты поймешь, что процент девушек, которые пришли сюда только потому, что Листер тако-о-о-ой сексуальный , ничтожно мал. И это лишь одна из немногих вещей, которые сложно постичь человеку, не знакомому с фандомом «Ковчега».

Улыбка Мака увядает с каждым моим словом. Джульетта наконец забыла о флирте и с интересом переводит взгляд с Мака на меня и обратно.

– Погодите… то есть вы что… лесбиянки? – ошарашенно спрашивает Мак.

Я смеюсь. Он ни слова не понял из того, что я сказала.

– Нет, – говорю я – хотя, наверное, могла бы встречаться с девушкой, если бы влюбилась. А такого пока не случалось ни с девушкой, ни с парнем. Так что я, если честно, до сих пор не определилась. – Я просто хочу сказать, что быть в фандоме означает нечто большее, чем мечтать поцеловать парня из группы.

Мак беспокойно ерзает на диване.

– А, да. Кажется, я понял.

– А кто больше всех нравится тебе ? С кем бы ты предпочел жить долго и счастливо?

Джульетта наконец прыскает со смеху и улыбается Маку, которому явно не по себе. Он тоже выдавливает из себя смешок и вместо ответа спрашивает:

– Вы что, правда готовы заслонить их от пули?

Реклама заканчивается, и ведущий церемонии снова выходит на сцену. Когда он объявляет следующего исполнителя – это «Ковчег», – мое сердце заходится от радости, теплая волна любви и счастья окатывает меня, и я начинаю думать, что, пока в этом мире есть наши мальчики, все будет хорошо.

– Думаю, да, готовы, – отвечаю я.

Мне всучили не ту гитару, но возможности найти правильную нет – команда крепит мне на спину ангельские крылья, пока мы стоим за сценой и ждем, когда закончится перерыв на рекламу. Кто-то поправляет прическу Листеру. Роуэн переодевается в черное, чтобы мы были одеты в одной цветовой гамме.

«Ковчег» любит театральность.

– Эй, где моя гитара? Это запасная Роуэна, – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Кто-то торопливо выдергивает гитару у меня из рук, и мгновение спустя я уже вешаю на шею правильный инструмент. На самом деле это тоже не «моя» гитара. Моя – дешевая «Лес Пол», которую дедушка ухватил за пятьдесят фунтов на гаражной распродаже и подарил мне на одиннадцатый день рождения, – надежно спрятана дома. А та, что я держу в руках, стоит, наверное, тысяч пять баксов.

Роуэн уже переоделся в черный бомбер с вышитыми на груди голубями. Он подходит ко мне и стискивает предплечья.

– Как настроение, Джим-Джем?

– Что? – спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.

Он крепче сжимает мои руки, а затем успокаивающе гладит их.

– Нервничаешь?

– Нервничаю?

Еще как!

– Спокоен, как удав, – отвечаю я.

– Точно?

– Да.

Роуэн похлопывает меня по голове – видимо, чтобы успокоить наверняка. Я снова нашариваю пальцами цепочку с крестиком.

К нам присоединяется Листер. Он сменил винного цвета пиджак и белую футболку на застегнутую на все пуговицы черную рубашку. Из нас троих он выглядит наиболее взбудораженным, что неудивительно.

– Напомните, что будем играть? – спрашивает он, от волнения подпрыгивая на месте. – «Жанну д’Арк» или «День лжи»?

Роуэн смеется, а я издаю протяжный стон.

– Ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? Чем ты вообще занимался во время саундчека?

Листер бросает на меня обиженный взгляд.

– Ну прости, пап!

Он знает, что подобные шутки всегда заставляют меня смеяться. Вот и сейчас я хмыкаю, и Листер улыбается, как в старые добрые времена. Теперь я нечасто вижу на его лице такую улыбку. А он между тем продолжает:

– Ладно, а теперь серьезно. Что мы играем?

Мы привыкли к этому. Может быть, даже слишком быстро. Конечно, мы выиграли премию, за которой приехали. В интернете никто в этом даже не сомневался. И когда мы выходим на сцену, толпа ревет, пускай мы новички в Америке и здесь нас не все знают. Но сейчас меня это не волнует. Наверное, я так сильно нервничал, что перегорел.

Зато на сцене, когда нас со всех сторон обступает тьма, я ощущаю прилив адреналина и не могу сдержать улыбку – наконец-то мы будем играть нашу музыку.

Как я уже сказал, «Ковчег» любит театральность. Мы не можем просто стоять и играть – кто угодно, только не мы. Листер за ударными в центре, а мы с Роуэном возвышаемся на платформе за его спиной и играем на разных инструментах в зависимости от песни: на клавишных, гитарах, ланчпаде [7] Устройство с 64 кнопками, на которые назначаются определенные звуки. (я) или виолончели (Роуэн). И мы неизменно одеты в черное.

Я всегда выхожу на сцену с ангельскими крыльями. Это традиция.

Когда мы только начинали, то играли на дешевых инструментах в пабах и выкладывали на ютьюбе видео из гаража. А сегодня мы стоим на сцене размером с три дома, и, когда Роуэн кивает нам и выводит первые резкие аккорды «Жанны д’Арк», экраны позади вспыхивают ослепительно-оранжевым светом, и мы тонем в клубах белого тумана.

Затем звучит низкий механический голос, который включается в начале каждого нашего выступления. Я придумал это, когда мы отправились в последний тур.

– Я не боюсь, – сказал Ной. —

Я рожден для этого.

Я беззвучно повторяю слова за роботом и улыбаюсь, вспоминая библейские истории, которые дедушка читал мне в детстве. Еще это отсылка к Жанне д’Арк. Мне нравится, как эти строки охватывают все, что делает нас – нами.

А потом я неожиданно для себя кричу «Вест коуст!» просто потому, что меня переполняет восторг, и зрители подхватывают мой крик. Но я ничего не слышу, пока не приходит музыка. До тех пор я словно плыву в потоке. И жду, когда начнется песня, – чтобы тоже начать дышать.