Габриэль Зевин - Завтра, завтра, завтра

При всей своей врожденной самоуверенности Сэм не надеялся, что она скажет «да».

Сэм спросил Маркса, где в Гарварде можно провести подобный ритуал, и Маркс посоветовал ему экспозицию стеклянных цветов в ботаническом музее. Маркс знал все самые интересные и привлекательные местечки студенческого городка – недаром он водил экскурсии по Гарвард-Ярду, исторической части университета.

В уникальную коллекцию неповторимых и хрупких ботанических моделей Блашка входят примерно четыре тысячи вручную раскрашенных цветов, дотошно и с анатомической точностью изготовленных из выдувного стекла. Стеклодувы из Дрездена, отец и сын, Леопольд и Рудольф Блашка, создали их на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий по просьбе директора Гарвардского ботанического музея. Искусные мастера, они нашли ответ на вопрос, как сохранить то, что сохранить невозможно. Разгадали тайну, как остановить время и предотвратить смерть. Так могло ли во всей вселенной отыскаться более подходящее место для основания компании «Нечестные игры» ? Ведь что такое, по сути, компьютерная игра, как не прославление вечности?

Сэди вспомнила об этом дне в 2011 году в интервью для сайта «Потомки Ады Лавлейс».

Сэди Грин.Мазер знал, что в МТУ я написала пару игрушек – так, ничего особенного. Проба пера – не более. Но одна из них – «Тебе решать» – вызвала некоторый интерес.

«Потомки Ады Лавлейс».Это игра про холокост, верно? Из-за нее вас чуть не выгнали из института.

Сэди Грин( закатывая глаза ). О, это небось Сэм вам наплел? Он, как всегда, слишком драматизирует. На самом деле все было проще: ну, пожаловалась на меня одна девица, и что с того? Ерунда на постном масле. Просто Сэму… Ой, простите, его следует величать Сэмом Мазером, вечно-то я забываю! В общем, Мазера игра зацепила. Он воспринял ее как некий прорыв, глоток свежего воздуха. Честно скажу, после «Тебе решать» я была не в настроении продолжать писать игры. Я вымоталась. Во мне будто что-то перегорело. И вдруг в конце третьего курса Сэм предлагает мне сходить в музей, поглазеть на стеклянные цветы. По правде говоря, я чуть его не послала! Во-первых, мне совершенно не хотелось туда идти, а во-вторых, Гарвардский музей естественной истории находится у черта на рогах, и тащиться до него от дома, где я жила в студенческие годы, было дьявольски неудобно. И все же я потащилась. Если Сэму – Мазеру! – что-то взбрело в голову, от него так просто не отвяжешься. А вы ведь знаете, что Мазеру постоянно что-то взбредает. ( Смеется. )

Итак, припираемся мы на выставку, а она закрыта . У них там то ли переучет, то ли санитарный день, то ли черт в ступе. А перед входом стоит огромный плакат с фотографией стеклянных цветов. Наверное, я не скажу ничего нового, если замечу: бесполезно любоваться картинками стеклянных цветов. Их надо видеть. Вживую. Они столь идеальны, что совершенно неотличимы от настоящих.

В общем, я начинаю закипать, как чайник. Что за дела? Я тащусь сюда, чтобы посмотреть стеклянные цветы, которые, повторяюсь, нужны мне как собаке пятая нога, а они закрыты! И какого черта Сэм не догадался позвонить в музей и все выяснить? Сэм же присаживается на скамейку, переводит дыхание, потому что прогулка его утомила, и спрашивает:

– Какие у тебя планы на лето?

Я ему:

– Тебе какая разница?

А он:

– Слушай, не уезжай никуда, останься здесь на три месяца. Я хочу написать игру. Вместе с тобой. Кармаку и Ромеро было столько же, сколько нам сейчас, когда они создали трехмерного «Вольфенштейна» и «Командира Кина». Маркс (Ватанабэ, директор по развитию «Итиго» ) бесплатно отдаст нам квартиру. Я его спросил. Он не возражает.

В детстве мы с ним постоянно играли, но до этого мгновения я даже не догадывалась, что он хочет создать собственную игру. Сэм всегда скрытничает. Лишнего слова из него клещами не вытянешь. Ну, я тогда стояла на перепутье, не понимая, в какое русло направить свои дизайнерские помыслы, и подумала: почему нет? Почему не поработать с Сэмом, моим старинным другом и прекрасным человеком? Получится – хорошо. Не получится – не страшно. Я просто оттянусь в это лето со своим верным товарищем. Да и квартира Маркса на Кеннеди-стрит, к западу от Гарвардской площади, вскружила мне голову – одни панорамные окна чего стоили.

Я попросила дать мне время подумать, но уверена, он ни капли не сомневался в моем согласии.

И вот бредем мы обратно в город, он смотрит мне в глаза и серьезно так просит:

– Сэди, когда будешь рассказывать эту историю, пожалуйста, говори, что я сделал тебе предложение на выставке стеклянных цветов. Не упоминай, что музей оказался закрыт.

Сказки, легенды, мифы – неотъемлемая часть жизни Сэма. Боюсь, я предала его, выложив вам всю правду.

Когда Сэди шел четвертый десяток, а по ее ощущениям – четвертая сотня лет, она все же попала на выставку и была необычайно тронута. Изящные цветы околдовали ее, но еще больше ее околдовали изъеденные гнилью и пораженные болезнями фрукты, во всей своей неприглядности изумительно воссозданные стеклодувами. Упадок и разложение, сохраненные на века. «Этот мир непостижим, – подумала Сэди. – Одни люди выдувают из стекла плесневелые фрукты, а другие помещают эти фрукты в музей. Как же чудны и прекрасны человеческие существа. Как же они хрупки». Кроме Сэди и элегантной старушки, которая своим видом напомнила Сэди о скончавшейся два года назад бабушке, в галерее никого не было. Сэди тронулась к выходу, и старушка в кашемировом кардигане, благоухающая цветочным ароматом с отчетливым запахом туберозы, засеменила следом. На улице она подошла к Сэди и спросила: «Выставка очаровательна, но где же изделия из стекла?» Модели Блашка смотрелись настолько правдоподобно, что доверчивая старушка приняла их за живые цветы.

«Надо бы рассказать об этом Сэму», – промелькнуло в голове Сэди, но она тут же прогнала эту мысль. Они с Сэмом опять не общались.

Игру «Итиго, дитя моря» предваряет заставка. Итиго, или «они» (Сэди и Сэм отказались от гендерной идентификации), – это дитя, выучившее пару слов и не умеющее читать. Дитя сидит на морском берегу перед скромной хибаркой родителей, за которой смутно виднеется рыбацкая деревушка. У Итиго блестящие черные волосы и обычная для азиатских ребятишек – как мальчиков, так и девочек, – стрижка «под горшок». На Итиго любимая футболка с номером 15 на спине, долгополая, будто платье, и деревянные сандалии. Малютка лепит из песка куличики, когда на берег обрушивается цунами.

Итиго уносит в море, и игра начинается. Несмышленышу, зажавшему в ладошках совочек и ведерко и знающему только несколько слов, предстоит как-то вернуться домой.