Джойс Оутс - Блондинка

Все это вдруг показалось Элси сценой из фильма. Они с Нормой Джин сидят в машине в этом безлюдном месте, и с ними что-то непременно должно случиться. В такие моменты в кино обычно играет тревожная музыка. Но в реальности музыки нет, как нет и других сигналов. И ты участвуешь в этой сцене, не зная, важна она или нет. Будешь ли помнить ее всю свою жизнь или уже через час позабудешь. Просто если на экране долго показывают двоих людей, ты понимаешь: сейчас с ними случится что-то важное, иначе бы их так долго не показывали. Возможно, она до сих пор радовалась из-за выигрыша (пластиковые тарелки всегда пригодятся, да и Уоррен будет под впечатлением), но мысли ее сегодня разбегались в разные стороны, и Элси все время хотелось взять Норму Джин за руку и сжимать ее, сжимать, сжимать . Она вдруг сказала, словно они все это время говорили про кино:

– Такие фильмы, как сегодня, они неплохие, ты смотришь их и радуешься. Но, по сути, все в них ложь и обман, сама знаешь. Боб Хоуп, он, конечно, умеет смешить, чертовски здорово умеет, но это не по-настоящему. Мне нравились другие фильмы – «Враг общества», «Маленький Цезарь», «Лицо со шрамом», Джимми Кэгни, Эдвард Джи Робинсон, Пол Муни. Сексуальные подлецы, и в конце всегда получают свое.

Элси развернулась, и они поехали на улицу Резеды.

Пора было возвращаться домой. Было уже совсем поздно, к тому же ей хотелось пива. Нет, не на кухне. Она заберет бутылку в спальню и выпьет там, медленно, чтобы настроиться на сон. И она сказала уже веселее, словно в кино, когда одна сцена сменяет другую:

– Нет, тебе наверняка понравится твой муженек, Норма Джин! И ты захочешь от него детишек. Как я в свое время хотела.

Настроение Нормы Джин тоже изменилось. Она сказала:

– Может, и захочу. Это ведь нормально, правда? Настоящий ребенок. Рождается, выходит из твоего тела, и тебе уже не больно. Обожаю возиться с малышами. Пусть они даже не мои. Любые малыши. – Она замолчала, чтобы перевести дух. – Но если это мой ребенок, у меня будет на то право. Круглые сутки.

Элси покосилась на нее, удивившись перепаду в настроении. Впрочем, такова уж она была, Норма Джин. Настроение у нее менялось, точно ветер. То сидит хмурая и задумчивая, то вдруг, словно выключатель какой переключили, становится весела, шутит, смеется, вся лучится, как солнышко, словно на нее направили кинокамеру.

Норма Джин с чувством сказала:

– Да! Мне очень бы хотелось заиметь р-ребеночка. Наверное, только одного. Ведь тогда я уже никогда не буду одна, правда?

– Ну, какое-то время, да, – грустно заметила Элси. И вздохнула. – До тех пор, пока она не вырастет и не оставит тебя.

– «Она»? Но я вовсе не хочу девочку. У моей мамы были одни девочки. А я хочу маленького мальчика!

Норма Джин произнесла эти последние слова с таким жаром, что Элси встревоженно покосилась на нее.

Странная, странная девочка. Может, я ее совсем не знаю?

Элси с облегчением заметила, что старенького пикапа Уоррена у дома не видно. Впрочем, это означало, что он заявится домой поздно и обязательно пьяный. А уж если проиграл сегодня в карты, что случалось с ним последнее время часто, то еще и в самом скверном расположении духа. Но Элси отмахнулась от этой мысли. Не стоит заранее портить себе настроение. Светло-желтые пластиковые тарелки она выставит на кухонном столе, на самом видном месте. Чтобы Уоррен сразу заметил их и удивился – черт, а это еще что такое? Она уже представила комичное выражение на его лице. И тогда она выложит ему хорошие новости, и он, возможно, даже улыбнется. Ведь любой выигрыш, любая вещь, которая досталась тебе за просто так, любая халява – это ведь здорово, верно?

Элси поцеловала Норму Джин, пожелала ей спокойной ночи. И еще шепнула:

– Все, что я сегодня тебе говорила, Норма Джин, это для твоей же пользы, милая. Тебе обязательно надо замуж, потому что у нас тебе оставаться нельзя. И видит Бог, возвращаться туда… в то место, ты тоже совсем не хочешь.

Сегодня Норма Джин восприняла эти слова гораздо спокойнее, чем несколько дней назад:

– Знаю, тетя Элси.

– Ведь рано или поздно придется стать взрослой. Никому этого не избежать.

Норма Джин печально, скрипуче усмехнулась:

– Похоже, выкликнули мой номер, тетя Элси. Выкликнули .

– Я люблю тебя! Теперь я совершенно счастлива!

Он настал, этот день, 19 июня 1942 года (не прошло и трех недель, как Норме Джин исполнилось шестнадцать лет), день, когда она обменялась священной супружеской клятвой с парнем, в которого влюбилась с первого взгляда. И он тоже влюбился в нее с первого взгляда, и они глазели друг на друга в восторженном изумлении – Привет! Я Баки. А я – Н-Норма Джин, – а на почтительном расстоянии от них стояли Бесс Глейзер и Элси Пириг, улыбались и чуть не плакали от умиления, предвосхищая этот самый час. В тот день на свадьбе, что проходила в Первой Церкви Христа, в Мишен-Хиллз, штат Калифорния, каждая женщина рыдала от умиления при виде такой красавицы-невесты. На вид ей было не больше четырнадцати, а жених, ростом шесть футов три дюйма, возвышался над ней, будто каланча. На вид не больше восемнадцати, но заметный, фунтов двести без десятка, нескладный, но весьма любезный, красавчик, похож на подросшего Джеки Кугана, и черные колючие волосы стрижены коротко, отчего всем видны оттопыренные розовые уши. Он был чемпионом школы по борьбе, играл в футбольной команде, и сразу было видно, что способен защитить эту маленькую славную девушку, к тому же сироту. Взаимная любовь, причем с первого взгляда. И месяца не были помолвлены. Такие уж были времена, война. Все торопились успеть.

Вы только посмотрите на их лица!

Невеста бледная и сияет, словно жемчужина, если не считать капельки румян на щеках. В глазах как будто танцуют язычки пламени. Каштановые волосы, словно солнечный свет, обрамляют идеальное кукольное личико и частью заплетены в тонкие косички, а частью свисают длинными локонами. Эту прическу сделала невесте мать жениха и еще вплела ландыши ей в волосы. А сверху белая фата из тончайшего газа, невесомая, точно дыхание. По всей церквушке разлит чудесный сладко-горьковатый аромат ландышей, томный аромат самой невинности – этот запах я буду помнить всю свою жизнь, для меня это запах счастья и сбывшихся желаний. И еще ужас, что сердце мое вот-вот остановится и меня приберет Господь.

А свадебное платье, оно такое красивое. Ярды блестящего белого атласа, тесный лиф, рукава длинные, узкие, заканчиваются сборчатыми манжетами. Ярды и ярды ослепительно-белого атласа, белые пышные складки и бантики, и кружева, и крошечные веночки, и крохотные белые пуговки в виде жемчужин, и шлейф длиной футов в пять, и сроду не догадаться, что платье это уже надевали, что принадлежало оно сестре Баки Лорейн. Конечно, его переделывали, подгоняли по фигуре Нормы Джин, отдавали в химчистку, и выглядело оно безупречно. На ногах у невесты были белые атласные сандалии на высоком каблуке, тоже безупречные, хоть и купленные всего за пять долларов в ван-найсском магазине «Гудвилл».