Люси Кристофер - Словно птица

И замолкает, как бывает всегда, когда кто-то пытается заговорить с ним про дедушку. Он складывает задние сиденья, чтобы лебедь поместился. Потом подхватывает птицу, и вместе мы кладем ее в багажник. У папы на лбу выступают капли пота, и это странно, ведь лебедь не такой уж и тяжелый. А папа сильный, наверное, самый сильный человек из всех, кого я знаю.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Папа не отвечает, просто крепче перехватывает лебедя со своей стороны, пока мы пытаемся уложить его получше. Я стараюсь расправить сломанное крыло. Чувствую все эти маленькие косточки прямо под кожей. Одна из них торчит явно не там, где нужно, практически вылезает наружу. Я касаюсь этого места и ощущаю под пальцами острые края, как маленькие зубки. Внезапно лебедь больно, до крови, щиплет меня за руку. И шипит до тех пор, пока я не убираю пальцы.

– Прости, – шепчу я, слизывая капельки крови с руки.

Поворачиваюсь к папе. Он выглядит еще хуже. Оперся рукой о машину, опустил голову. И тяжело дышит.

– Папа!

Он отмахивается:

– Все хорошо.

Подойдя к нему, я жду, чтобы он на меня посмотрел. В этот момент я даже забываю о лебеде. Лицо у папы красное и потное.

– Тебе же только что было холодно. Ты дрожал в холодной воде. Тебе не может быть так жарко.

– Все хорошо, – повторяет он.

– Позвонить маме?

– Нет.

Он выпрямляется, чтобы показать мне, что он в порядке, но я вижу, как он морщится от каждого движения.

– Просто этот парень тяжелый, вот и все.

Папа с трудом улыбается, пытается обратить все в шутку, но при этом избегает моего взгляда, и я ему не верю. Он делает шаг в сторону водительского сиденья. Но я не даю ему сесть в машину.

– Я звоню маме, – говорю я, роясь в карманах в поисках телефона. – Или дедушке, он ближе. Кажется, тебе не нужно садиться за руль.

– Все нормально, – твердо отвечает папа. – Я могу доехать до дедушки, да и до дома тоже. Прекрати волноваться.

Я не отпускаю его руку. Только так я могу помешать ему сесть в машину.

– Мама говорила, что ты болен. Сказала, тебя отпустили домой с работы.

– Правда? – Папа вытирает со лба пот, его глаза сердито сверкают. Потом вздыхает, прислоняется спиной к машине и смотрит на меня. – Я промок и замерз, а птица была очень тяжелой, вот и все. И чем быстрее мы доберемся до дедушки, тем лучше, правда? Иначе лебедь умрет.

Я неуверенно киваю, а он поворачивается, чтобы открыть дверь. Я окидываю взглядом парковку. Тут по-прежнему никого. Вдруг я понимаю, что хочу поскорее выбраться отсюда, отвезти папу куда-то, где есть еще люди, кроме меня.

– Если тебе не станет лучше, я позвоню маме, – предупреждаю я.

– Ладно, – снова отмахивается папа.

Пока он садится в машину, я внимательно наблюдаю за каждым его движением. Папа немного хмурится, но лицо остается непроницаемым. Если он и обеспокоен, то старается мне этого не показывать. Но такое случается уже не первый раз. Мама сказала, что, когда он подрезал деревья в городском парке, у него начались боли в груди. Вот почему его раньше отпустили с работы. Я сажусь в машину, не спуская с него глаз. Потом оборачиваюсь и смотрю на лебедя. Тот не шевелится, но все еще тихо шипит. Я слегка касаюсь его крыла, всей душой надеясь, что мы успеем добраться до дедушки.

Когда мы выезжаем с парковки, папа пытается мне улыбнуться.

– С ним все будет в порядке, – говорит он, кивая в сторону лебедя.

Но я не знаю, о ком сейчас больше беспокоюсь: о лебеде или о папе. Кажется, я не дышу до тех пор, пока мы не оказываемся снова на кольцевой дороге. Там есть и другие машины. Другие люди, не только мы с папой. И теперь уже недалеко до дедушкиного дома.

Я не помню, когда была у дедушки последний раз. Кажется, летом, много месяцев назад. Папа старается не видеться с ним зимой: говорит, тогда он становится слишком сварливым, с ним бывает нелегко найти общий язык.

До съезда к дедушкиному дому всего несколько миль по кольцевой дороге, но я все равно не спускаю с папы глаз. Он едет медленно, но уверенно, его кожа постепенно принимает естественный оттенок. На дедушкиной улице меня охватывает странное чувство. Изгородь кажется маленькой и безжизненной. Но ведь сейчас зима. Я разглядываю молочную ферму, которую построили по соседству, – дедушка ее ненавидит. Одна из коров поднимает голову и внимательно смотрит на нас.

Мотор гудит, когда колеса пытаются проехать через лужу на подъездной дорожке. Дом выглядит таким же, каким я его помнила с последнего визита, может, только чуть менее ухоженным. Большое дерево перед домом без листьев кажется каким-то хрупким, калитка покосилась. Собаки не бегут нам навстречу, как это бывало раньше. Когда папа глушит мотор, становится понятно, как здесь тихо и холодно. Папа быстро выходит из машины и направляется к багажнику.

– Я возьму его, – говорю я и тянусь к лебедю.

– Я же сказал тебе, со мной все в порядке, – рычит папа, начиная злиться.

Он подсовывает руки под птичье тельце и поднимает его. Я бегу вперед и звоню в дверь. Ответа нет. Спешу к задней двери. Папа медленно идет за мной. Я слежу за ним как можно незаметнее, стараясь понять, выглядит ли он так же плохо, как в заповеднике. Но вроде бы ему лучше. Он почти такой же бодрый, как обычно.

Дедушка на веранде: сидит в плетеном кресле и смотрит в поля, простирающиеся за домом. Я поворачиваю голову и стараюсь понять, что же он там увидел. Коровы… поля… Его озера отсюда не видно. Встав на цыпочки, прислушиваюсь, не кричат ли лебеди: вдруг стая прилетела именно сюда? Но папа уже догнал меня и понял, что я стараюсь разглядеть.

– Невозможно, – говорит он. – Для лебедей теперь все слишком застроено. Молочная ферма им точно не понравится.

Я продолжаю стоять на цыпочках, всматриваясь в блестящую на солнце воду, но озеро далеко, поле очень большое и на нем слишком много коров.

– Но ведь стае нужно было где-то остановиться.

Папа качает головой:

– Это озеро испортили коровы. – Он оборачивается и смотрит на дедушку, сидящего на веранде. – Открывай дверь.

Щеки у папы снова покраснели, мускулы лица напряглись. Дедушка до сих пор нас не заметил, так что мне приходится стучать в окно, чтобы привлечь его внимание. Увидев меня, он широко открывает глаза, как будто старается сообразить, кто я такая. Слышно, как начинает рычать его старый пес Диг. Дедушка смотрит поверх моего плеча и, заметив папу с лебедем на руках, крепко сжимает губы. Потом достает ключ из-под пустого цветочного горшка и открывает дверь.

– Зачем вы мне это притащили? – сразу спрашивает он.

– Это вместо приветствия? – бормочет папа.