Шэрон Кэмерон - Свет в тайнике

– Что ты имеешь в виду? Какого рода подарок?

– Что-нибудь около трехсот пятидесяти злотых. Мне называли такую сумму.

Триста пятьдесят. Откуда я возьму такие деньги? Моя коробка уже почти пуста. У меня не оставалось ничего, что можно было бы продать.

Эти мысли не улучшили моего настроения, да и от Хелены шли одни огорчения. Как только Эмилька ушла, сестра села в кровати со скрещенными на груди руками, ни в какую не соглашаясь сесть за стол и съесть бутерброд с маслом. Я сказала, что она должна поесть. Она отказалась. Я сказала, что так велел доктор Беккер. Она ответила, что он ничего не говорил. Я приказала ей немедленно все съесть. Она сказала, что не будет слушаться.

Она, конечно, моя сестра, но при этом просто ребенок, и я не знала, как себя вести. Сказала ей, что мне надо уйти по делам. На самом деле мне просто нужно было пройтись. Подумать.

– Я пойду с тобой, – заявила Хелена.

На моем лице, вероятно, уже было написано «нет», потому что она скривилась, все еще держа скрещенные руки на груди.

– Я хочу пойти.

– Нет.

– Тогда отведи меня обратно домой.

Я не знала, что с ней делать. Ведь я не ее мать. Я вообще никому не мать.

– Я не отправлю тебя обратно на ферму, Хеля.

– Я тебе здесь не нужна!

– Неправда!

Но во мне шевельнулось чувство вины. Испытав облегчение оттого, что сестра жива, я не слишком сосредоточивалась на ее чувствах. Пришлось сесть рядом с ней на кровать.

Сестра вытерла слезы и сказала:

– Я тебя слышала прошлой ночью.

– Слышала что?

– Как ты плакала. Ты не хочешь, чтобы я здесь жила.

Я задохнулась от этих слов, от внезапного осознания, через что пришлось пройти этому ребенку. Одиночество в пустом доме на ферме, побег туда от одиночества в доме человека, избивавшего ее и оставившего безо всякой помощи. Заболевшая Хелена в чужом городе, в незнакомой комнате. Каково ей было проснуться этим утром и не обнаружить меня рядом, а потом вместо меня внезапно появившаяся незнакомка, решившая что-то сотворить с ее волосами… Я вспомнила о несъеденном куске хлеба.

У моей сестры не должно быть мыслей, что ей надо голодать ради того, чтобы я оставила ее у себя.

Я развязала стягивавший ее волосы шнурок, и челка снова упала ей на лоб.

– Я не мама, – сказала я, – и даже не буду пытаться ее заменить. Но я твоя сестра. Раз уж мы не можем сейчас жить дома все вместе, значит, я хочу, чтобы ты жила здесь со мной, а не где бы то ни было в другом месте. Мы с тобой теперь одна команда. Я буду часто тебя просить делать то, что мне нужно, даже если ты не всегда понимаешь, зачем, а в обмен на это обещаю, что всегда буду говорить тебе правду. Всегда. Даже если случится что-нибудь плохое.

Хелена нахмурилась.

– И я начну это делать прямо сейчас. Прошлой ночью я плакала оттого, что умер один человек, а я очень хотела, чтобы он был жив. Понятно? К тебе это не имеет отношения.

– Я его знала?

Я покачала головой. Хелена со стуком спустила голые ноги с кровати.

– Я не маленькая, – сказала она. – Могу оставаться одна. Я каждый день одна ходила на ферму. Только… никто так и не вернулся.

– Да, но я вернусь. Обещаю. – Про себя я надеялась, что говорю правду. – Я вернусь, Хелена.

Вид у нее был недоверчивый.

– Давай. Иди сюда.

Я подвела ее ко входной двери и показала, как закрывать замок и как можно еще и заблокировать ручку с помощью ножки стула. Мы договорились, как я буду стучать, чтобы она знала, что это я. После этого мы заперли все пустые комнаты в квартире, закрыли нашу спальню, а также подперли дверь стулом. Хелена улыбнулась, а когда я вручила ей юбку, улыбка стала еще шире. Она уселась на один из двух оставшихся стульев и стала есть хлеб.

– Она называла тебя Фусей, – затараторила сестра с набитым ртом. – Михал тебя тоже так звал. – Она говорила о нашем старшем брате. – А я не помню, как тебя называла. В шутку.

Она и не могла помнить, потому что была совсем маленькой, когда я уехала из дому.

– Можно я буду звать тебя Фусей? – спросила Хелена.

Все меня так звали. И я ответила:

– Называй меня как хочешь.

Хелена задумалась, а потом, пожав плечами, сказала:

– Я буду звать тебя Стефи.

Вечером, спрятав под пальто свертки с едой для Диамантов, я захлопнула дверь и услышала щелчок закрываемого замка и чирканье стула по стенке с обратной стороны.

Мне хотелось запереть сестру в квартире и держать ее там, пока не закончится война.

А еще больше мне хотелось закрыться там с ней вдвоем.

Когда я подошла к ограде, было почти семь. Солнце уже опустилось за крыши домов, но все еще было очень тепло, и вид у меня в пальто был довольно странный. Я ждала, стоя за углом, нервно притопывая ногой: на стене у меня над головой висел новый плакат, обещающий СМЕРТЬ ТЕМ, КТО ПОМОГАЕТ ЕВРЕЯМ. Меня пугало, что его повесили именно здесь. Как будто немцы знали, что это предупреждение адресовано тому, кто будет стоять на этом месте. Вскоре из проулка с другой стороны ограды послышалось насвистываемое танго.

Я вышла из-за угла и нырнула в узкий проход, перегороженный столбами с колючей проволокой. Макс уже ждал меня с другой стороны, но, вместо того чтобы забрать у меня свертки, он выдернул столб из земли и втащил меня на территорию гетто.

– Ш-ш-ш, – он приложил палец к губам в ответ на мои протесты, – у тебя есть с собой носовой платок?

Не дожидаясь, пока я отвечу, он вытащил платок из моего кармана и повязал его на мой правый рукав. Затем подвел меня к двери какой-то постройки и ввел меня внутрь. Мы оказались в заброшенном складском помещении, темном и сыром, из тех, в которых в изобилии водятся крысы. Макс зашептал мне в ухо:

– Они собираются устроить в гетто Aktion [23] Акцию ( нем .) .

– Что это…

– Всех, у кого нет рабочей карточки, отправят в трудовой лагерь.

Я больше не доверяла словам «трудовой лагерь».

– Почему ты говоришь шепотом?

– Потому что на нас могут донести немцам. Даже евреи могут это сделать, надеясь, что спасут этим свою жизнь.

– У тебя есть рабочая карточка?

В темноте я почувствовала, что он кивнул.

– И у Хаима есть, и у Хенека, и у его девушки. А у наших родителей нет.

– Значит, их отправят?

Он опять кивнул.

– Когда?

– В один из ближайших дней. Поэтому мы отдадим все это им… – Он держал в руках пакеты с едой. – Во всяком случае, столько, сколько они смогут унести.

Эта новость так ошеломила меня, что я даже не успела ее толком осознать. Сделаю это позже.

– Ты сможешь принести еще продуктов, – спросил он, – на будущее? У тебя осталось что-нибудь на продажу?

Я в нескольких словах рассказала ему о Хелене и о том, как трудно найти заработок, за исключением работы на немцев, но, чтобы ее получить, нужны деньги.