Шэрон Кэмерон - Свет в тайнике

– Что это вы тут делаете?

Я взглянула вверх и увидела стоявшую надо мной женщину в платке. Она наставила на меня дуло русской винтовки.

– Извините, пожалуйста, – сказала я, – мне надо было постучать.

Я одарила ее своей самой лучшей, «купи мне шоколадку», улыбкой, но на этот раз она не возымела эффекта.

– Мои… мои друзья очень устали, мы идем издалека…

– Я знаю, кто вы такие, – сказала женщина, тыча ружьем в сторону моей разношерстной компании, примостившейся у нее на дворе. – Жидовские свиньи. Вон отсюда!

Я оглянулась на этих людей. Были ли они евреями? Я не знала.

– Но…

– Вон отсюда, пока я не начала стрелять! – завопила она.

Некоторые люди не любят евреев. Конечно, мне было известно об этом. Тем не менее я раньше и представить себе не могла, что можно отказать в глотке воды детям и старикам в лохмотьях. Я помогла пану Диаманту встать на ноги и проводила взглядом медленно бредших согбенных людей. Поправив лямки рюкзака, я обернулась к женщине с ружьем и колодцем, наполненным водой. И внезапно меня захлестнула такая ярость, что у меня потемнело в глазах.

– Желаю вам, чтобы настал день, когда вы будете умирать от жажды, как эти люди сейчас, и чтобы никто не дал вам напиться, как вы им не дали!

– Пойдем, ketzele, – прошептала пани Диамант.

Я повернулась к ней спиной и вздрогнула от раздавшегося выстрела. Пуля просвистела мимо моей головы, и из руки шедшего впереди меня мужчины хлынула кровь; я даже не знала, кто этот человек. Он закричал, но продолжал идти, не останавливаясь. Никто из нас не останавливался, пока мы снова не вышли на шоссе. Пани Диамант перевязала незнакомцу рану своим шарфом; меня тошнило, но так и не вырвало.

Если я решила заботиться о них, если я взяла на себя ответственность за них, если мы все хотим уцелеть, мне надо научиться сдерживать свои эмоции. Даже если вижу несправедливость. Даже если все внутри кипит.

Я не знала, смогу ли в дальнейшем следовать этим правилам.

Когда мы наконец дотащились до Низанковице, была уже почти полночь, и я постучалась в дом пани Новак, католички, у которой Макс снимал комнату по будням, когда работал у доктора Шиллингера.

Она удивилась, увидев нас, но, кажется, наше появление не вызвало у нее досады. Женщина впустила нас в комнату Макса, и пан с пани Диамант уснули, едва коснувшись головой подушки.

Я оглядела помещение. По всему было видно, что здесь жил молодой мужчина. В углу валялись грязные туфли, на тумбочке возле кровати лежали книги по медицине, на комоде стояли фотографии. На одной были запечатлены его братья и сестра. На другой он в пальто и шляпе позировал перед витриной магазина. Еще на одном фото была неизвестная мне девушка. И, наконец, была фотография, на которой я, стоя рядом с пани Диамант, не зная, что меня фотографируют, улыбалась из-за прилавка с шоколадками. Я нашла для себя одеяло и улеглась спать на полу.

Буду скучать по магазину.

На следующий день, оставив Диамантов отдыхать, я выскользнула из дома и отправилась на площадь. Нам нужны были еда, деньги, более-менее постоянное жилье. Я надеялась, что, может быть, найду для себя работу в лавке. Или дом, где требуется помощь в уборке. Вместо этого нашла три валявшихся в грязи безжизненных тела – не поняла, были они без сознания или уже мертвы; вся деревня гудела как улей. Двое мужчин, по очереди взбираясь на ящик, выкрикивали что-то в собравшуюся вокруг возбужденную толпу. Они были небриты, одеты в комбинезоны, как у фабричных рабочих, на ногах сапоги. Но при этом они были коротко пострижены, стрижка подозрительно аккуратная. Я спряталась за припаркованным поблизости грузовиком.

– Эту войну развязали евреи! – вопил, тыча пальцем в людей, стоявший на ящике человек с красным потным лицом. – Они разорили страну, из-за них наши дети голодают. Ваши семьи всегда будут под угрозой, и эта война никогда не закончится, пока… будет оставаться в живых… хоть один… еврей!

Толпа заревела, люди выкрикивали кто слова поддержки, кто – возражения, и, пока они спорили, несколько мужчин в грязных комбинезонах вместе с напарником стоявшего на ящике мужчины выбежали с площади и скрылись в близлежащем лесочке. За ними последовали еще трое, и немедленно раздались выстрелы. Толпа рассеялась, некоторые из присутствовавших направились в сторону леса, в руках у них были палки и дубинки. Три тела остались лежать на площади. Я убежала и, заскочив в комнату, заперла за собой дверь. Вся была в холодном поту.

– Тебе удалось что-нибудь найти? – спросила пани Диамант. Она листала журнал, задрав на подушку опухшие ноги. Я изобразила на лице улыбку.

– Пока нет, – ответила я и закрылась в туалете. Я слышала свист пули рядом с собой, видела перед собой старика, закричавшего, когда та навылет пробила его руку. Это сделали не евреи. И не они сбрасывали бомбы на мой город. Неужели все сошли с ума? Я плескала холодной водой на свое горящее лицо.

Пани Новак постучала в дверь, затем с треском распахнула ее. Я выпрямилась над раковиной. Ей очень жаль, но с завтрашнего дня нам придется найти для себя другое место, сообщила она. Эта комната уже зарезервирована другим постояльцем. Комната Макса. С его фотографиями. Пани Новак поджала губы.

– Кому-нибудь стало известно, что у вас живут евреи? – спросила я.

Вопрос застал ее врасплох. Вид у нее был виноватый.

– Я… я просто не хочу иметь неприятности, только и всего.

Я вытирала лицо, стараясь сосредоточиться. Мне хотелось заплакать.

– Имеет ли для нас смысл идти дальше на восток? – прошептала я.

Пани Новак покачала головой.

– Не думаю, что они выпустят вас в Россию, – сказала она.

Мы не стали дожидаться утра. Я подняла пана и пани Диамант в половине четвертого, пока в доме еще спали. Пани Диамант оставила записку, поблагодарив пани Новак за гостеприимство, я бесшумно закрыла за собой дверь и вывела их на темную дорогу. Я хотела еще до рассвета оказаться как можно дальше от Низанковице.

Обратный путь мы проделали без приключений. На этот раз все прошло гораздо легче. Пани Диамант передвигалась довольно быстро, и даже диабет пана Диаманта не доставлял ему особых неприятностей. Возможно, на этот раз они были больше напуганы, чем опечалены. Я ничего не сказала им о том, что видела в деревне. Однако, судя по тому, как послушно Диаманты следовали за мной, они сами обо всем догадались.

В лесах вдоль дороги было тихо, ни одного выстрела, утренний воздух был прохладен, на холмах лежал туман, и навстречу нам попалось лишь несколько беженцев, бредших в противоположном направлении. Уже в два часа дня мы снова оказались в Перемышле, не имея других потерь, помимо стертых ног.

Бремя ответственности давило на меня.