Шанель Клитон - Последний поезд на Ки-Уэст

Я кладу руку себе на живот.

– Мне всегда хотелось стать мамой, – просто говорю я.

Эта перемена в жизни меня страшит, и будущее сулит неопределенность, но любовь к моему малышу – это единственное, в чем я не сомневаюсь. Я не рассказываю ей о предыдущих выкидышах, случившихся то ли из-за кулаков Тома, то ли по вине моего собственного тела, о том, как отчаянно я молилась об этом младенце, пусть даже с моей стороны это было сущим эгоизмом, учитывая, какую жизнь я могу предложить своему ребенку.

Услышав мой ответ, она морщит лоб, и в ее лице проступает что-то…

– Вы в порядке? – снова спрашиваю я.

Ее глаза наполняются слезами.

– Кажется, это от нервов. Со всеми новобрачными так бывает?

– Не знаю, – честно говорю я, удивленная ее откровенностью, ее манерой держаться, которая совсем не согласуется с ее безупречной внешностью.

Когда я в шестнадцать лет выходила за Тома, я с радостью неслась к алтарю, и вот где в итоге оказалась.

– А ваш муж, он хороший человек? – спрашиваю я. – Добрый?

В ресторане он показался мне довольно вежливым – обычно люди, общаясь с теми, кто их обслуживает, показывают свое истинное лицо, и мне, конечно, попадались экземпляры погрубее, но я уже перестала подходить к людям с абсолютной меркой. Люди такие, какими их делают обстоятельства.

– Мы быстро поженились и толком не успели узнать друг друга.

Мой взгляд непроизвольно опускается ниже ее талии.

Она краснеет.

– Мои родные хотели, чтобы мы поженились.

– Тогда желаю вам удачи. – Я умолкаю. Обычно я не пускаюсь в откровения с незнакомыми, да и ни с кем вообще, но, несмотря на очевидную разницу между нами, что-то знакомое в ней угадывается. Что-то довольно знакомое мне – чувство одиночества.

– Брак – сложная штука. Связать свою жизнь с другим человеком непросто: твое настроение будет зависеть от его настроения, твои потребности – следовать за его потребностями, а ты – подчиняться его воле. Это выматывает, – признаюсь я.

– Не сомневаюсь. Меня зовут Мирта, – после паузы говорит она.

– Я Хелен, – я пытаюсь улыбнуться. – Надеюсь, у тебя все по-другому.

– Мне жаль, что у тебя иначе, – она сглатывает. – Так было всегда?

Я мысленно возвращаюсь к началу – девять лет брака затмевают воспоминания о том времени, когда мы были молоды и Том навещал меня у Руби. Он возвращался с моря, и от него пахло солью, рыбой, солнцем и свободой, а мне только и было надо, что уткнуться лицом ему в ключицу, тесно-тесно обхватить его руками, ощущая его силу, которую я считала надежным заслоном от мирских напастей.

Счастливое ли то было время? Пожалуй. Сейчас все стерлось, позабылось, точно это происходило с другим человеком, точно я – другой человек, но когда-то ведь это действительно было. Каким-то образом эти моменты отошли в прошлое быстрее, чем я успела понять, и другие составляющие нашего брака, прежде сопряженные с потрясением и страхом, стали повседневным явлением.

– Нет, не всегда, – отвечаю я. – Когда мы поженились, все было по-другому. Конечно, мы были бедны, но это была другая бедность. До того как все пошло наперекосяк, мы неплохо ладили. У нас был маленький домик и, возможно, родился бы малыш, и мы строили планы.

Тогда мы жили надеждой. Даже когда все пошло наперекосяк, у Тома была лодка. Он часто повторял, что тот, кто готов трудиться, может горы свернуть. Но, как выяснилось, одной лодки было недостаточно. Он умел ловить рыбу, но в ней мало толку, когда у людей нет денег, чтобы заплатить за нее.

– Он изменился, – подытоживаю я. – Или жизнь изменила нас.

Но ведь в этом мире есть много хороших мужчин, которые, подобно остальным, все потеряли, но не колотят своих жен и не пропивают остатки выручки. Может быть, эти склонности были у Тома всегда, а я просто не замечала их?

– И как это понять? – спрашивает Мирта. Она побледнела и широко раскрыла глаза.

Такая молодая.

– Как понять, что ты вышла замуж за мужчину, который изменится? – заканчиваю я за нее.

Она кивает.

– Не думаю, что это можно понять. Ты хотела выйти за него?

Неужели она, подобно мне, повелась на широкие плечи? Воображала океанский воздух и ветер, играющий в волосах? Мечтала о приключениях? Влюбилась настолько безоглядно, что слушала только собственное сердце, а его сердце не слышала?

– Не знаю. Я хотела стать женой. Иметь семью. Ничего лучше в голову не приходит.

Мне хочется сделать и сказать что-то более стоящее. Хотя у нас с ней ситуации разные, но я помню, каково это – быть молодой женой, пытаться создать семью и дом почти без всякой помощи. Я, по крайней мере, когда вышла замуж, стала жить неподалеку от родителей. Не могу представить, каково это – переезжать в другую страну с супругом, которого почти не знаешь.

За моей спиной слышится шум – Руби зовет меня.

– Вот и перерыв закончился. Надо возвращаться к работе.

– Спасибо, что поговорила со мной. – Мирта наклоняется и быстро обнимает меня, а когда разжимает руки, я проверяю, не осталось ли на ее шикарном платье грязных и жирных пятен от моего передника. – Спасибо, – снова шепчет она. – И удачи. Пусть у тебя и твоего малыша все будет хорошо.

– И тебе того же.

Я еще немного медлю, пытаясь найти для нее нужные слова, но ничего не приходит в голову.

Ощущать беспомощность тяжелее всего – осознание того, что ты в ловушке у жизни, у обстоятельств, и от тебя ничего не зависит, изматывает. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. От этого хочется бежать прочь со всех ног и без оглядки. От этого хочется ругаться на чем свет стоит.

Я вижу это в ее глазах – искорку, вспышку гнева, яростного и внезапного, преображающего ее в совершенно другого человека. В человека, которого я знаю.

Я улыбаюсь ей в ответ.

– Еще одна, – говорит мне Руби, когда я возвращаюсь в ресторан.

Новая посетительница молоденькая и хорошенькая. На первый взгляд у нее отличный наряд, но в том, как этот наряд сидит на ней, есть что-то странное, точно он был сшит на юную девочку, до того, как ее формы стали более женственными. Подол платья короче, чем требует мода, и в талии, подчеркнутой пояском, оно ей тесно, несмотря на стройную фигуру. Впрочем, на шее прелестный кулон, который придает лоск всему образу – в наших краях это редко увидишь.

Ясно, что она нездешняя.

Возле ног на полу саквояж – когда-то он выглядел шикарно, но уже пообтрепался.

– Беглянка, – высказывает предположение Руби.

– Для беглянки одежда слишком хорошая.

– У богатеньких детишек тоже бывают трудности, – фыркает Руби.

Возможно, но когда твои собственные проблемы так или иначе связаны с деньгами, другое объяснение представляется с трудом.

– Похоже, у нее неприятности, – бормочу я.