Роберт Джонс-младший - Пророки

Амос гадал, не на него ли это Мэгги так злобно зыркнула. Не так уж часто они общались, и он вроде ничем не успел заслужить подобного отношения. Насколько он знал, Мэгги дружила с Эсси – должна была сообразить, что все это он делает ради нее.

Неужели она не понимала, что его нынешнее унижение впоследствии обернется величием? Пожалеет еще, что этак сердито косилась на него, пока он шел вслед за Полом в комнату, дверь которой теперь захлопнулась за ним. Узнай она, какой хитроумный план он придумал, и непременно восхитилась бы. Они заключат сделку, пускай не открыто, пускай негласно: Пол растолкует Амосу учение Христа, хоть это и запрещено законом, он же в обмен убедит народ с плантации, что повиновение лучше бунта, ведь земные блага не идут ни в какое сравнение с благами небесными. И во всей Пустоши никто и никогда не поднимет нож на хозяина или хозяйку.

Больше того, ему и упрямство изжить удастся. А ведь Самуэль и Исайя выбрали воздержание из чистого упрямства, разве нет? С бабенками, которых к ним подсылали, все в полном порядке, Пол сам уже это доказал. И не могут ведь они оба быть бесплодными! Значит, они просто из вредности не дают Полу осуществить свой план и приумножить собственность. Хотят, чтобы род их прекратился, будто надеются таким образом избавить потенциальных отпрысков от якобы выпавших им самим страданий.

Ха! Слава Господу! Иисус победит то, с чем не справился кнут. Вот и славно!

Но и это было не все. В промежутках между буквами прятался дух. А это кое-чего да стоило. Амос знал, что вместе с успехом к нему придет и власть. Не слишком большая, нет, только не подумайте, что темнокожий вот так запросто способен провести тубаба. Придется доказать, что люди к нему прислушиваются. Доказать, что в Эсси Полу больше нет надобности. Аллилуйя.

А чтобы Пол благословил его, воцерковленный отныне Амос возьмет Эсси в законные жены. Просто перемахнет с ней через метлу – в детстве он не раз видел, как такое проделывали его сородичи. Сначала, конечно, нужно будет спросить разрешения у Пола. Существуют строгие правила, никакой обряд в поместье без согласия хозяина проводить нельзя. Ясное дело, ни лошадей, ни труб, ни безупречно пошитой одежды им не видать. И гости к ним не приедут, и родители Эсси не отдадут ему ее руку, потому что их самих давно кому-то отдали. А все равно нет в мире зрелища прекраснее, чем воды Язу, спешащие на встречу с великой Миссисипи, чтобы, соединившись с ней, вместе отправиться в долгий путь к Мексиканскому заливу.

Именно от этой последней мысли – а вовсе не от вида кабинета Пола, две противоположные стены в котором от пола до потолка занимали книжные полки, – Амос ахнул. Но Пол улыбнулся, верно, посчитав, что его так впечатлила роскошь, и важно прошествовал за кленовый письменный стол. На столе лежали аккуратные стопки бумаг, справа стояла чернильница, на крышке которой изящно пристроилась ручка. Пол сел и жестом велел Амосу подойти. Тот робко шагнул к столу, глядя в пол и комкая в руках свою несчастную шляпу так, будто хотел изорвать ее на клочки. Пол тем временем зажег свечу в бронзовом подсвечнике.

– Расскажи мне, что ты знаешь о Христе, – приказал он, для чего-то повысив голос.

Амос знал, что Пол любит разглагольствовать (звук собственного голоса его прямо-таки завораживает), а еще обожает цитировать Библию, не заботясь о том, хотят его слушать или нет. Эсси рассказывала, что, когда к ним с Рут съезжаются гости, Пол так и норовит подсесть им на уши. В дни приемов в Большой Дом сзывали как можно больше народу. И всех рядили в лучшие платья, чтобы гости восхищенно ахали и восторгались, как прекрасно белое смотрится на черных. По словам Эсси, они так на них таращились, словно подобный контраст отчего-то их успокаивал.

И ведь все видели, все, рассказывала она. Как гости зевали, закатывали глаза, доставали часы из нагрудных карманов, прикидывались, будто им пора ехать, – словом, всеми доступными способами показывали, что им уже обрыдло слушать. А Полу хоть бы что. Верно, думает, раз уж они явились к нему в дом, пускай за честь почтут услышать слова, которые сам Господь вложил ему в рот.

Амос и еще кое-что заметил – с каким удовольствием Пол рассуждал о приумножении, превосходстве и благочестии на своем родном языке. И в который раз ему позавидовал. Интересно, каково это – просыпаться каждое утро и приветствовать новый день на языке, которым владела твоя мать и мать ее матери? Да что уж там, знать бы хоть, кем эта самая мать его матери была!

– Еще раз хочу подчеркнуть, черномазый, что путь, которым ты решился пойти, не для глупцов. Если ты избран, то отныне навсегда должен быть предан Всевышнему и мне, человеку, который открыл его для тебя.

Уткнувшись подбородком в грудь, Амос пробормотал:

– Да, масса.

– Как ты сказал?

– Да, сэр, масса Пол, – повторил Амос громче, нервно обтирая руками бока.

Уже не в первый раз он ощутил в животе неприятное чувство. И нет, оно родилось там вовсе не потому, что он осознал свое поражение. Вот он стоит тут, склонив голову перед мужчиной, запятнавшим женщину, с которой вскоре метла соединит его навечно. Нет, не так! Если он кого и запятнал, то только самого себя! Преступил законы своей же морали. Такого не спрячешь ни за изящной одеждой, ни за грамотной речью, ни за семейными портретами в красивых рамках. Ишь, как они смотрят оттуда и улыбаются этак сдержанно. Посредине, словно тут ей самое место, сидит «леди», а слева и справа от нее стоят муж и сын, охраняя ее от любого случайного взгляда. Такая вот картина висела у Пола над камином, в котором, бывало, огонь, набравшись наглости, потрескивал даже в августе.

Нет, сэр, не защитили бы его все эти цацки. Не спасли бы ни столбики монет, ни векселя, ни набитые людьми телеги, ни сотни акров земли, всегда радостно зеленевшей, сколько бы мертвецов в ней ни лежало, сколько бы доходяг ее ни топтало. Ничто не избавило бы Пола от справедливого возмездия, если бы только Амос пошел до конца, до самого-самого края, если бы шагнул за него, как в бездну. Вот только тем самым он не вывел бы Эсси из-под удара. А значит, ниже, ниже голову. Пускай ярость Пола увидит, где должна сиять корона.

Долгие месяцы Пол учил Амоса, читая ему то, что сам называл «книгой творения и источником имен». Ночами Амос пересказывал все, что узнал, Эсси и ее животу, чтобы ребеночек тоже набирался ума. Эсси завороженно хлопала глазами и утверждала, что никогда еще не слышала, чтобы человек умел рассказывать так увлекательно. В конце концов Амос осознал, что так плавно и ритмично не умел говорить даже Пол. И обрадовался. Вот тогда к нему и пришло это чувство – чувство, что он возвышается.

Он почти уже добрался до вершины, когда Эсси произвела на свет разочарование. Одного взгляда на кожу младенца хватило, чтобы понять, чей он. Повитуха завыла, ребенок заорал, а Эсси выкрикнула: «Соломон!» Амос отшатнулся, судорожно вдохнул и резко выдохнул.