Роберт Джонс-младший - Пророки

А потом опустился на колени рядом с Эсси. Он сразу понял, что она ему предлагает, слишком хорошо помнил ту историю. Разрубить ребенка надвое?

– Не-е, мэм. Прости уж. Нельзя. Как нам тебя спасти, если мы такое выкинем? Никак, уж поверь. Я-то знаю.

Вершина была так близка, но круглые сутки звучащий в хижине женский и детский плач столкнул его вниз. И тут Амосу начали сниться сны – без конца и начала. Дикий вихрь из молний, воя ветра, раскатов грома, громкого пения, ярких красок, размытых фигур и музыки. Он ничего не понимал. Сознавал только, что падает, потому что именно этого и ожидал. Правда, он думал, что рухнет вперед – как валятся на тюфяк в конце долгого дня, выставив перед собой руки, чтобы не расшибиться. О чем он не догадывался, так это о том, что опрокинется на спину. И раскинутые руки никак не смягчат удара. И вот он орал и сучил ногами в ослепительной белизне, где даже его собственный голос не отдавался эхом.

Там, в облаках, жил некто, обративший мир в одеяло из тумана, в котором сейчас барахтался Амос. Некто не то чтобы невидимый, скорее окрасивший мир в свой цвет, чтобы никто его не нашел. Амос знал: нужно просто ждать. И однажды он вознаградит за терпение и покажется. А Амосу и мгновения хватит, чтобы запомнить, где оно, мягкое, как хлопок, убежище для всех дураков. И небесный хор в ту же минуту пропоет его имя.

Но не было никакого хора. Он слышал один-единственный голос, скрипучий, будто гравий или ледяная крошка. Когда этот голос звал Амоса по имени, у него кровь стыла в жилах.

Он просыпался, задыхаясь, липкий от пота, мучимый голодом и жаждой, изможденный. Зато просветленный. Благодаря этим странным снам Амос получил новые знания, новое видение, новую уверенность в своих силах. И пускай истолковать их значение у него не получалось, Амос знал, что стал проводником, благодаря которому истину узрят и другие. Настанет время, и те силы, что сейчас приходят к нему, пройдут сквозь него. Он отмечен, он – язык. Пускай измученный, зато избранный. С Полом такого никогда не случалось. Это было Амосово, только его и больше ничье.

Эсси лежала с ним рядом, а он смотрел на нее новыми глазами, оглаживал каждый черный как смоль завиток на ее голове, каждую тугую прядку, вившуюся вдоль шеи. Выступавшие позвонки на ее спине вели к тому божественному, что принадлежало только ей. Амос надеялся, что теперь, изменившись, он сможет преподнести ей этот дар, вернуть Эсси то, что принадлежало ей по праву. Он будет петь псалмы и нести слово Божье, а она сможет снова стать собой.

На его первую проповедь пришло только четверо, остальные не нашли в себе сил отказаться от законного отдыха. Амос попросил у Пола разрешения устроить собрание на поляне, которая, хоть и лежала позади хлопкового поля, все равно относилась к владениям Галифаксов. И тот приставил Джеймса следить за ними.

За неимением горы Амос влез на большой камень. На него разом обрушились свет и тени. И с этой секунды люди уже не могли отвести от него глаз.

– Чего б только Господь не отдал за кувшин лимонада, – сказал он и отер выступивший на лбу пот сложенным вчетверо клочком ткани.

– Я б и от компота не отказался, – вставил Малый По Кличке Олух, и все рассмеялись.

– Ваши тела – это не вы, – вкрадчиво начал Амос.

Под сенью деревьев стоял Джеймс с ружьем в руках.

– Это как же? – спросила женщина по имени Наоми. – Кто ж я тогда, если не мое тело? Вон, шрамы да мозоли докажут.

Улыбнувшись, Амос подошел к ней и взял за руку. Наоми не сводила с него подозрительного взгляда. Вторую руку он положил ей на грудь, ощутил биение сердца под ладонью и покачал головой. А затем резко отпрянул, хлопнул в ладоши и запрокинул голову к небу. Закрыл глаза и прислушался к внутреннему голосу. Шепоток этот звучал у него внутри беспрерывно, но расслышать его можно было только в полной тишине. Нужно было, чтобы утихло все, даже звук его собственного дыхания, вот тогда Амосу удавалось впитать в себя негромкие слова, вне всяких сомнений доносящиеся из самого центра мироздания, из тумана, который однажды непременно расступится и явит ему желанное убежище.

Открыв глаза, он снова взглянул на сидящую перед ним Наоми.

– Я принес тебе благую весть, мэм.

И та схватилась за щеку, словно тоже услышала шепот.

Джеймс, наблюдавший за происходящим со стороны, стащил с головы шляпу, опустил ружье, оперся на него, как на трость, и пробормотал – негромко, но Амос услышал:

– Чтоб меня черти взяли!

– Пирог-то вам как, понравился?

Вопрос Амоса пылью взметнулся в воздух, повисел немного, а затем, подхваченный ветерком, перемахнул через плечо Исайи. Они с Самуэлем бок о бок застыли на пороге хижины Амоса и Эсси, явно готовые к бою. Но Амос не испугался. Дверной проем за спинами парней занавешен был от солнца куском синей ткани, и потому лица их оставались в тени. Амос различал лишь их яркие глаза и полные губы. Но так оно и лучше. Амосу только спокойнее стало оттого, что в полумраке они сделались еще черней.

– Стряпает Эсси хоть куда, верно?

– Че те от нас надо? – негромко, но твердо спросил Самуэль.

Амос сложил ладони вместе, сжал губы и закрыл глаза.

– Говори прямо, Амос, – добавил Самуэль.

Тогда Амос снова открыл глаза и посмотрел на него.

– Куда уж прямее. Масса хочет, чтобы вы произвели на свет деток.

Подавшись вперед, Самуэль пристально вгляделся в его лицо, словно пытался что-то в нем отыскать. А найдя, вскинул бровь.

– Что он тебе посулил? Больше еды? Отпустить в город? Вольную дать? Бывало такое хоть раз, чтобы тубабы держали слово?

Амос, улыбнувшись, откинулся назад и кивнул.

– Пуа, дочка Тетушки Би, как раз в возраст вошла. Ты бы с ней много крепеньких пострелят для массы заделать мог.

Исайя покосился на Самуэля. Глаза у того забегали, и все стало ясно без слов. Амос переводил взгляд с одного на другого.

– Как вам такое, а? – спросил он.

Парни не отвечали.

– Понять не могу, чего ради вы все усложняете? – невозмутимо продолжил он. – Нешто от вас требуют такого, чего ни один мужик никогда не делал? Чем вы лучше других?

Молчание.

Исайя снова покосился на Самуэля.

– Зря ты наседаешь, Амос, – прорычал тот.

Пару секунд не шевелился, а потом выскочил из хижины и подхватил с земли камень. Небольшой такой, как раз поместился в ладонь. С камнем в руке Самуэль снова ворвался в лачугу, размахнулся и швырнул в Амоса. Просвистел он буквально в дюйме от головы. Конечно, Самуэль нарочно промазал, с такого близкого расстояния промахнуться трудно. Но Амос все же повалился на спину и тут же снова вскочил. В сторону Самуэля он и шагу не сделал. Исайя прикоснулся к его напрягшемуся предплечью, но Самуэль отшатнулся и выбежал из хижины, оставив друга наедине с Амосом.