Кевин ван Уай - Встречайся со мной, Брайсон Келлер

Недовольный таким поворотом событий, я киваю и встаю. Взяв свои вещи, я спускаюсь по ступенькам со сцены. Сажусь на одно из складывающихся кресел и кладу вещи на соседнее. Брайсон поглядывает в свой телефон.

Я раздраженно говорю:

– Вот, – и протягиваю ему копию нашего задания. – Нам нужно выбрать сцену из шекспировской киноадаптации и разыграть ее в пятницу.

Брайсон берет бумаги из моих рук.

– Ты как?

– Отлично. Просто здорово.

Видимо, Брайсон улавливает сарказм в моих словах, поэтому поднимает на меня взгляд. Его голубые глаза всегда видят тебя насквозь.

– Что-то не так?

– Нет, – лгу я. – Давай разберемся с этим сейчас. Нам нужно выделить время, чтобы все отрепетировать.

Чем раньше мы всё распланируем, тем раньше я смогу попытаться убедить миссис Хеннинг избавить меня от наказания. Мне нужно закончить сценарий. Это моя последняя попытка. И я думаю, что ни о каком продлении сроков речи быть не может.

– У меня тренировка завтра и в четверг, а в среду вечером игра. – Прежде чем я успеваю что-либо сказать, у него звонит телефон. Я узнаю мелодию. Не самая популярная песня моей любимой инди-группы The Graces. Удивлен, что из всех людей именно Брайсон Келлер знаком с такой редкостью. Брайсон смотрит на экран, и я вижу имя звонящего – папа . Он проводит пальцем по изрядно поцарапанному экрану и игнорирует звонок.

Брайсон вздыхает, берет мой блейзер и садится на кресло рядом со мной. Он кладет руку на подлокотник, и мы касаемся друг друга.

– Свободен после уроков?

Я отрываю взгляд от наших рук и встречаюсь глазами с Брайсоном. Это заставляет меня нервничать. Никогда прежде я не был так близко к Брайсону Келлеру. Я отдергиваю руку. Брайсон хмурится.

– Э-э, да, свободен, – отвечаю я.

– Тогда давай посидим где-нибудь и решим хотя бы, по какому фильму будем играть.

– Хорошо. Где?

– Я знаю одно отличное кафе, – говорит Брайсон. – Можем поехать туда, если хочешь.

– Да, конечно.

– Тогда встретимся на парковке.

– Договорились. – Я встаю.

– Куда ты? – спрашивает он.

– Молить о пощаде.

Миссис Хеннинг сидит на переднем ряду и перебирает бумаги. Приближаясь к ней, я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Она поднимает взгляд.

– Чем могу помочь, Кай?

– Э-э, вообще-то, мэм… – неуклюже начинаю я, – я подумал… нет, надеялся, что… не могли бы вы отменить наказание на сегодня? Могу я отработать его завтра?

– С чего мне это делать? – спрашивает миссис Хеннинг. – Вы опоздали сегодня . А значит, сегодня и должны понести за это ответственность.

– Я надеялся поработать над своим сценарием за ланчем. Я почти закончил, и мне нужно лишь слегка подкорректировать его перед дедлайном. Если я этого не сделаю, то не смогу его сдать.

– Умение правильно распределять время очень важно, Кай. Я понимаю, всякое бывает, но я не могу дать вам никаких привилегий. По пути на прослушивание на роль Эльфабы я сломала палец на ноге. Но разве я позволила этому случаю все испортить? Разумеется, нет. Я работала, несмотря на боль, успела вовремя и произвела фурор.

Я ничего не могу сказать или сделать. Единственное, чего я желал добиться в выпускном классе, ускользало от меня. Я очень хотел написать школьную пьесу в последний год обучения в академии Фэйрвейл – так сказать, оставить свой след. Для меня это было важно, а теперь все кончено, и все из-за Брайсона Келлера и его дурацкого пари.

Я иду обратно к своему месту.

– Почему ты опоздал? – спрашиваю я. Хотя на самом деле хочу сообщить ему, почему сам не успел вовремя. Хочу рассказать Брайсону Келлеру о том, как сильно он испоганил не только мой день, но и весь мой год. Я зол на него. Может, это и несправедливо, но сейчас мне все равно.

– По семейным обстоятельствам. – Лицо Брайсона мрачнеет, отчего мой гнев практически сходит на нет, но затем его телефон вибрирует от входящего сообщения. – Всем интересно, с кем я встречаюсь на этой неделе. – Он улыбается, демонстрируя идеально белые зубы.

– И с кем? – спрашиваю я. Богом клянусь, если это Луиза Китон, я за себя не отвечаю.

– Пока ни с кем. Сейчас десять минут десятого, и я свободен, – говорит он. – Такого не было уже сто лет. Скучаю по тем дням.

Все произошедшее сегодня вдруг выводит меня из себя, как и беспечное отношение Брайсона. Я опьянен гневом и разочарованием. Злость придает мне уверенности, которой у меня никогда не было.

– А вот и нет, – говорю я.

Брайсон снова поворачивается ко мне.

– Что? – спрашивает он озадаченно. – Что ты имеешь в виду?

– Ты несвободен. – Я делаю это: произношу слова, которые никогда бы не подумал, что смогу сказать: – Я приглашаю тебя на свидание. Я первый, так что на этой неделе ты встречаешься со мной.

В ту же секунду звенит звонок, но мы с Брайсоном сидим на своих местах. Мы пристально смотрим друг на друга. С каждым ударом сердца мои уверенность и гнев увядают. Вскоре я остаюсь один на один с последствиями того, что сказал, сделал, и тем, что все это значило.

Брайсон разражается смехом. Очень громким смехом. Он явно думает, что это шутка. И я знаю, что безопаснее было бы тоже просто посмеяться. Я выпускник, это мой последний год старшей школы. Все эти четыре ужасных года я хранил секрет о том, что я гей, но в итоге так просто распахнул дверь своего чулана. Слушая смех Брайсона, я понимаю, что не хочу, чтобы он думал, будто это шутка. То, что я гей, не повод смеяться. Он должен знать, что я серьезен.

Так что я наклоняюсь ближе, наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Его смех стихает.

– Что ты делаешь? – Он отклоняется, увеличивая расстояние между нами, но я не позволю этому остановить меня. Мое лицо, как и все внутри, горит.

Я снова придвигаюсь ближе к Брайсону.

– Я не шучу, – говорю я. – Встречайся со мной, Брайсон Келлер!

Что я только что наделал?

Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Страх нарастает, пока я направляюсь на занятие по английскому. Нельзя опаздывать и на второй урок, даже если это значит, что мне вновь придется столкнуться с Брайсоном лицом к лицу, – поэтому я бегу. Обычно это была бы последняя встреча с Брайсоном за день, но только не сегодня. Впереди у нас совместное наказание вместо ланча.

О боже.

Зачем я это сделал? Очередной вопрос пульсирует в голове в такт безумно колотящемуся сердцу. Что на этой прекрасной земле Господа заставило меня открыться самому популярному парню в академии Фэйрвейл? Мне всегда не нравилась идея рассказывать людям о своей ориентации. Вероятно, потому, что в тот единственный раз, когда я это сделал, мой лучший друг перестал со мной общаться. Прекратились ночевки друг у друга дома и совместные походы в бассейн. Словно я перестал существовать. В конце концов мы пошли в разные старшие школы, но шрамы, полученные тринадцатилетним мной, ноют до сих пор, как больное колено зимой.