Алисса Наттинг - Созданы для любви

© 2017 by Alissa Nutting

© Мария Ваганова, перевод на русский язык, 2022

© Livebook Publishing LTD, оформление, 2022

Август 2019

На семьдесят седьмом году жизни отец Хейзел купил себе куклу. Пластиковую куклу в человеческий рост. Из тех, которые созданы для того, чтобы максимально близко имитировать секс с живой (или, подумала Хейзел, только что умершей) женщиной. Ящик, в котором ее привезли, очень напоминал сосновый гроб. Хейзел сразу вспомнился эпизод из «Дракулы», где тот отправил себя заграницу в трюме корабля.

Вскрытый ящик лежал теперь посреди комнаты в окружении инструментов, настоящих и импровизированных. Среди прочего там была открывашка для консервных банок. Чтобы извлечь куклу в одиночку, потребовалось упорство. Повсюду валялись щепки. Как будто в ящике держали зверя, но тот вырвался и теперь рыщет по дому.

За спиной раздалось жужжание мотора отцовского электрокресла «Раскл», но Хейзел продолжала смотреть на коробку. Она могла бы поместиться туда полностью. И спать там. Сейчас Хейзел была по сути бездомной, поэтому рассматривала любой вариант для ночлега.

«Смогу ли я спать внутри этой штуковины или на ней?» – внезапно оказалось, что этот вопрос можно задать обо всем вокруг. Возможно, в этом ящике ее ждет лучший в жизни сон? Возможно, ей даже понравится спать в тесноте, особенно после того, как она много лет подряд стремилась отодвинуться подальше от человека в ее постели – Байрона. В ящике особо не поворочаешься. И не придется искать положение поудобнее, потому что не будет альтернатив. Может, она уляжется туда и просто вырубится? Подзарядится, как один из множества гаджетов, которыми владел Байрон.

«Владел» – слабо сказано. Он изобрел их. Байрон основал и построил собственную техноимперию. Его власть и богатство устрашающе простирались в бесконечность.

Сегодня утром она ушла от него навсегда, оставив все деньги и прошлую себя. Хейзел понимала, что ничем хорошим это не кончится.

Папа ведь разрешит пожить у него, правда? Просить убежища эгоистично – Байрон ни перед чем не остановится – но ей нравилось верить, что другого выхода нет. Брак с эксцентричным гением-мультимиллионером, как оказалось, предполагает изоляцию от общества.

Лучше не думать о том, что она подвергает жизнь отца опасности. Но о том, что она только что увидела в гостиной, думать тоже не хотелось. Ей вообще ни о чем не хотелось думать, поэтому она предпочла прикусить посильнее верхнюю губу и сосредоточиться на боли.

– Хейз! – в папином радостном реве не было ни тени смущения, – Как ты?! Я не слышал, как ты вошла.

– Я сама открыла.

Подходя к дому отца, Хейзел думала, что заявиться к нему с чемоданом – это наглость, но теперь, оглядев бардак, который устроила его новая гостья, немного успокоилась: она хотя бы не обременит его лишними вещами, пусть и поставит его жизнь под угрозу! По крайней мере она не притащила с собой здоровенный ящик!

Не поздоровавшись, Хейзел подошла к окну и выглянула наружу – убедиться, что не ошиблась.

– Я не увидела машину и решила, что тебя нет дома.

– А я ее продал, – гаркнул отец. – Мне на улицу теперь выходить особо незачем. У нас тут что-то типа медового месяца с Дианой.

– Ты продал машину, чтобы купить секс-куклу?!

Отец кашлянул, перебив тихое ворчание мотора. Такое покашливание, сколько Хейзел себя помнила, означало, что он недоволен. Она не так выразилась и кого-то оскорбила. К примеру, «Тихий уголок» – содружество пенсионеров, где жил ее папа, представляло собой трейлерный парк для людей старше пятидесяти пяти. Только вот слово «трейлер» было под запретом. Один раз Хейзел все же ляпнула «трейлер» при миссис Фенниган, папиной соседке, помешанной на садоводстве. «Ваши цветы – суперзвезды! – сказала Хейзел. – Причем от звездной жизни они взяли лучшее, ведь их не терроризируют сексизмом. Я смотрю на фасад вашего трейлера и будто вижу кадр из фильма, где в ролях не люди, а цвета. У меня даже рецепторы в сетчатке глаз начинают побаливать». Миссис Фенниган тут же прекратила подрезать кроны, повернулась к Хейзел и медленно направилась в ее сторону, щелкая щипцами, как насекомое огромными жвалами. Папа многозначительно кашлянул, схватил Хейзел за локоть, махнул рукой соседке и оттащил дочку в сторону. «Передвижные дома! – гневно зашептал он. – Надо говорить „передвижные дома“, о чем ты вообще думала, где твое воспитание?»

– Это не кукла, Хейзел. Это Диана, – поправил ее отец. – Будь добра уважать ее как личность. Ну же, повернись и поздоровайся. Не стесняйся.

Хейзел вздохнула и решила быть хорошей девочкой – она, в конце концов, собиралась спросить, можно ли к нему переехать, – но как только ей открылась вся полнота картины, она не смогла сдержать легкий вскрик. Диана «забралась» папе на колени. Под весом своего тела кукла накренилась к рулю электрокресла и застыла в такой позе, что папа мог бы прямо сейчас наслаждаться ей. Оба были в халатах. Она узнала выцветших флисовых бабочек на халате Дианы: раньше он принадлежал ее покойной матери.

Хейзел понимала, что папа вряд ли догадывается, в каком отчаянном положении оказалась дочь, внезапно решившая его навестить, но… Ей надоело притворяться, что вещи – живые. Байрон относился к своим девайсам, как к младшим женам.

– Прости, пап. Но я все-таки не стану поддерживать эту иллюзию.

Он усмехнулся, его красное тело затряслось. Отец был низкорослым и краснощеким, и из-за множества лопнувших капилляров его лицо под определенным освещением казалось слепленным из кусков свежего мяса. Он всю жизнь производил впечатление загибающегося от усталости человека, хотя сейчас, пересев в кресло после неудачной операции на колене, стал выглядеть чуть получше. Раньше случайные прохожие могли подойти к нему на улице и предложить глотнуть воды. «Вам, кажется, хочется пить», – говорили они ему, протягивая бутылку.

Его тело было покрыто облачно-белыми волосками, из-за чего он производил обманчивое впечатление нежного и ласкового человека. Хейзел вспомнился мексиканский кактус-старичок: вот метафора, вдохновленная самой природой! Кактус этот покрыт мягким белым пухом, под которым скрываются ряды острейших игл.

– Я говорил тебе, она у меня взрывоопасная.

Хейзел не сразу сообразила, что папа обращается не к ней, а к Диане. Она вздохнула – скорее оттого, что в ее положении осуждать других она не имела права. Заявляться к отцу в дом и подставлять его под удар было нечестно. Она даже подумать боялась, что устроит Байрон, когда она не вернется домой к утру. Хейзел засмотрелась на аляповатые сережки-клипсы, которые папа нацепил на Диану. Что там цитировал Байрон, когда чуть-чуть выпивал и начинал говорить фразами из самодеятельного спектакля по Платону? «Больше всего человек хочет вдохнуть жизнь в вещи, которые его окружают»?