Люси Даймонд - Кое-что по секрету

– Ой! – Дейзи моргнула от удивления и тут же просияла. – Мам, а ты знала, что божья коровка может съесть пять тысяч насекомых за свою жизнь? Пять ТЫСЯЧ, мам!

– Вот это да! – воскликнула Робин, обнимая ее и Сэма. Она достала из сумки пачку сырных крекеров, и брат с сестрой набросились на них, словно голодные гиены. Робин заметила, что Бет снова смотрит на нее с другой стороны игровой площадки с тем же странным выражением в глазах. Робин поспешно отвернулась, но успела понять, как женщина на нее смотрела.

Это была жалость. Бет Бродвуд смотрела на нее с жалостью.

Банни было не по себе из-за того, что она оставила Дэйва одного вечером в понедельник, когда он еще не пришел в себя после новости о своих родителях. Но встреча в Уиллоудине была назначена еще два месяца назад, и дама, организовавшая ее, в последнюю неделю звонила трижды, сообщая информацию о парковке и спрашивая о требованиях Банни. Микрофон? Дисплей PowerPoint? Закуски? «Или мне не следовало спрашивать об этом?» – заговорщически хихикнула она. Нет, отменить встречу было невозможно.

– Пойди прогуляйся и составь компанию отцу, – предложила она бойфренду, хватая ключи от машины и поправляя волосы пред зеркалом в прихожей. – Сходите выпейте пива, поиграйте в дартс, развлеки его светской беседой. И кстати, может быть, он захочет несколько дней пожить у нас? Наверняка ему не слишком приятно сидеть одному дома.

– Хорошая идея. Что бы я без тебя делал? – с благодарностью сказал Дэйв, когда Банни поцеловала его на прощание.

– Вероятно, все еще лежал бы на дороге возле своего велосипеда, – ответила Банни. Она всегда так отвечала на этот вопрос.

– Определенно так оно и было бы, – согласился Дэйв. В конце концов, не каждый так встречает любовь всей своей жизни. Около года назад Банни утром ехала на работу, когда увидела, как автомобиль «Воксхолл» подрезал велосипедиста напротив Майклгейт-Бар [5] Майклгейт-Бар (Micklegate Bar) – южные ворота города Йорка, которые долго считались самыми важными воротами и отмечали начало пути на Лондон. Эти ворота построены по плану норманнов, которые, по слухам, использовали старинные каменные гробницы как строительный материал. Здесь позднее выставляли головы казненных преступников и мятежников. В музее Майклгейт-Бар, разместившемся в укрепленной башне, находятся старые литографии, модели, картины и черепа (прим. переводчика). . В тот день Банни замечательно себя чувствовала: она избавилась от лишнего веса и от ужасного мужа. Поэтому она тут же остановила автобус, вызвала «Скорую» и уложила потерявшего сознание велосипедиста в «спасительное положение», т. е. так, чтобы пострадавший не захлебнулся собственной рвотой. Когда его забрала «Скорая», Банни поехала дальше, но через несколько минут, повинуясь порыву, развернулась и села в автобус, идущий в больницу, чтобы проверить, как там дела у (предположительно очень симпатичного) велосипедиста.

Когда Дэйв очнулся в больнице, накачанный обезболивающими и с сотрясением мозга, он увидел перед собой доброе лицо Банни в ореоле белокурых волос, моргнул и спросил: «Ты ангел?» (Его братья потом всегда гоготали именно на этом моменте истории; наверное, не стоило им об этом рассказывать.) Банни улыбнулась, глядя на побитое красивое лицо, и ответила: «Сегодня тебе повезло». Как оказалось, повезло им обоим.

Банни сбросила скорость, подъезжая к деревне Уиллоудин, и несколько минут спустя уверенно припарковалась между двумя машинами возле зала при приходской церкви. Люди всегда удивлялись тому, как отлично она водит машину, особенно мужчины, как будто ожидавшие, что женщина, любящая накладные ресницы, короткие юбки и маникюр цвета «морозный розовый», совершенно беспомощна. «Я полна сюрпризов», – обычно отвечала она на подобные комментарии. Ей нравилось не оправдывать ожидания людей, чтобы они продолжали гадать, кто же она на самом деле. «Не судите эту книгу по обложке».

Посмотрев на себя в зеркало заднего вида, она перевела взгляд на картонную фигурку, лежавшую на заднем сиденье.

– Ну, вот мы и на месте, детка, – сказала Банни. – Давай снова поразим всех худеющих. – С тех пор как она стала «Худеющей года» по программе SlimmerYou, Банни читала вдохновляющие лекции для групп, соблюдающих диету, по всему северу, демонстрируя, какой она была, с помощью картонной фигурки, изображавшей ее саму, какой она была «до» – с двумя подбородками, – и наслаждаясь тем, что люди с искренним уважением смотрят на ее нынешнее стройное воплощение. «Ты сделала это», – говорили их глаза, и на лицах читалось желание стать такой же, не говоря уже о восхищении и, что случалось довольно часто, зависти.

SlimmerYou платила ей небольшие деньги и оплачивала транспортные расходы, но Банни занималась этим не ради денег. Она ощущала своего рода катарсис, рассказывая эту историю снова и снова в Йоркшире, Ланкашире и Мерсисайде. И к тому же это стало еще и поддержкой. Стоя в каком-нибудь мрачном церковном зале напротив жадно слушавших людей, Банни снова и снова удивлялась собственной отчаянной решимости, когда она подробно рассказывала о своем пути к успеху. «Я действительно сделала это», – иногда изумлялась она, мило улыбаясь в ответ на аплодисменты аудитории.

Банни нагнулась к бардачку, чтобы достать розовый пояс, который она надевала по настоянию SlimmerYou, вышла из машины и открыла заднюю дверцу, чтобы вытащить с заднего сиденья картонную фигурку в полный рост.

– Идем, дорогая, – сказала она, беря фигурку под мышку. Хотя она когда-то ненавидела свое тело весом девятнадцать стоунов [6] 120,7 кг (прим. переводчика). , теперь Банни испытывала лишь сострадание к своему картонному двойнику. Та женщина была раздавленной, забитой и испуганной, но все же она смогла найти в себе мужество и сказать: «Все, хватит».

У нее сдавило горло, как бывало всегда при воспоминании о прежних плохих временах. Но они остались позади, напомнила себе Банни. Теперь ее звали Банни Холлидей, и она могла со всем справиться.

Хорошо. Ее ждал зал, полный желающих похудеть, и им нужно было вдохновение. Им нужна была она. Быстро заперев машину, Банни высоко подняла голову и направилась ко входу в зал при церкви.

Есть ли что-то приятнее, чем войти в дверь собственного дома после суматошного рабочего дня и знать, что тебя ждут любимые телепередачи, вкусное блюдо, которое с готовностью согреет микроволновка, и бутылочка отличного вина? «Нет, – ответила себе Элисон, задвигая щеколду на двери и сбрасывая туфли. – Нет, ничего приятнее быть не может». Она знала, как весело провести вечер. Что бы об этом ни думала ее дочь.

– Неужели тебе не одиноко? Приходи к нам, если захочешь посидеть в компании, – предлагала Робин примерно девять миллионов раз только за прошедший год. К «нам» означало к Робин и всем остальным Мортимерам. Они были единым целым, а Элисон – явно лишней. Нет, она не сомневалась, что родственники ее зятя – милейшие люди. Робин обожала их всех. Но от этого Элисон лишь сильнее чувствовала, что проигрывает в сравнении с ними, как будто Мортимеры были настоящей семьей, давая Робин все то, что Элисон не сумела ей дать. Они подарили Сэму и Дейзи двоюродных братьев и сестер, теть и дядь, дедушку и бабушку, устраивавших вечеринки. Она такого веселья своим внукам дать не могла.