Мэгги Нельсон - О свободе: четыре песни о заботе и принуждении

Maggie Nelson

On Freedom. Four Songs of Care and Constraint

© 2021 by Maggie Nelson. All rights reserved

© Ирина Редькина, перевод, 2021

© Михаил Захаров, перевод, 2021

© Юлия Серебренникова, Сергей Бондарьков, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2022

Левиафан

ОСТАНОВИТЕСЬ ЗДЕСЬ, ЕСЛИ ХОТИТЕ ПОГОВОРИТЬ О СВОБОДЕ —

КРИЗИС СВОБОДЫ —

УЗЕЛ —

ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ/ОТЧУЖДЕННОСТЬ —

Я СВОБОДНА, И Я ЗНАЮ, ЧТО ЧУВСТВУЮ —

ТЕРПЕЛИВЫЙ ТРУД

ОСТАНОВИТЕСЬ ЗДЕСЬ, ЕСЛИ ХОТИТЕ ПОГОВОРИТЬ О СВОБОДЕ– КРИЗИС СВОБОДЫ – УЗЕЛ – ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ/ОТЧУЖДЕННОСТЬ – Я СВОБОДНА, И Я ЗНАЮ, ЧТО ЧУВСТВУЮ – ТЕРПЕЛИВЫЙ ТРУД

Я давно хотела написать книгу о свободе. Я хотела написать ее по крайней мере с тех пор, как эта тема неожиданным подтекстом проявилась в моей книге об искусстве и жестокости. Изначально я думала написать о жестокости, но, к моему удивлению, свобода сквозь щели, свет и воздух пробивалась в душную камеру жестокости. Измученная жестокостью, я взялась за свободу. Я начала с эссе Ханны Арендт «Что такое свобода?», и стопки материалов стали постепенно расти.

Вскоре я отвлеклась и написала книгу о заботе. Некоторые решили, что книга о заботе и была книгой о свободе. Это было приятно, потому что и мне тогда так казалось. Некоторое время я думала, что, может быть, книга о свободе больше не нужна ни мне, ни кому-либо другому. Можно ли вообще придумать более истощенное, размытое и убийственное слово? «Раньше для меня была важна свобода, но сейчас меня больше волнует любовь», – сказал один мой друг [1] Многие склонны связывать, а не противопоставлять любовь и свободу. См., например, книгу Белл Хукс «Любовь как практика свободы», в которой она утверждает: «Как только мы выбираем любовь, мы начинаем движение к свободе»; Фуко связывает «практики свободы» с «заботой о себе»; бразильский философ и педагог Паоло Фрейре рассматривает «акт любви» как приверженность «делу освобождения». . «Свобода кажется каким-то испорченным и пустым кодовым обозначением войны, коммерческого экспорта, чего-то, что может „дать“ или „забрать“ патриарх», – написала другая [2] Из личной переписки с А. Л. Штайнер, 6 августа 2016 года. . «Это слово белых [3] Понятия «белый», «черный», «небелый» являются прямым переводом с английского языка на русский и используются в английском языке для обозначение «расовых» идентичностей. Разделение человечества на «расы» появилось с целью оправдания колониальной эксплуатации и угнетения одних групп другими. Несмотря на то что в 1964 году ЮНЕСКО заявило, что расовая классификация вульгарна, а Американская ассоциация физических антропологов в 1996-м назвала расу неаккуратной репрезентацией существующей биологической вариативности, многие по-прежнему воспринимают расовое разделение именно как биологическую данность, а не как социальную категорию. Раса – это социальный конструкт, как и понятия белый и небелый. Следовательно, они работают в социальных контекстах, которые могут значительно отличаться друг от друга, а потому перенос подобных категорий без их критического анализа может порождать еще большие исключения. В ходе многовековой истории рабовладельчества и расовой сегрегации, именно «цвет кожи» был одним из определяющих маркеров культуры США, о котором пишет Мэгги Нельсон. Чтоб не нагружать текст, No Kidding Press делает выбор в пользу перевода этих понятий без кавычек или курсива. – Примеч. пер. », – сказал третий.

Часто я соглашалась: почему бы не взяться за что-то менее противоречивое и заведомо своевременное и стоящее, например, за обязательства, взаимопомощь, сосуществование, стойкость или за то, что Маноло Каллахан назвал «непокорной праздностью»? [4] См. статью Маноло Каллахана «Непокорная праздность в эпоху кризиса COVID-19». Я благодарю Фреда Мотена, который обратил мое внимание на эту статью. Почему бы не признать, что далекая путеводная звезда свободы, наконец, угасает и нескончаемая одержимость ею порой отражает влечение к смерти? «Твоя свобода убивает меня!» – гласят плакаты протестующих в разгар пандемии; «Ваше здоровье не важнее моей свободы!» – кричат в ответ люди без масок [5] См. комментарии Аммона Банди о коронавирусе, сделанные в марте 2020 года: «[Этот вирус] всячески эксплуатируется людьми в правительстве и за его пределами, теми, кто хочет забрать то, что им не принадлежит. Я молюсь, чтобы многие [из нас] очнулись и встали на защиту свободы, поставив ее выше безопасности во что бы то ни стало!» См. также твит Джелани Кобба, опубликованный в апреле 2020 года: «Новоиспеченные протестующие продолжают скандировать: „Живи свободным или умри“. Кто-то должен сказать им, что эти две вещи не исключают друг друга». .

Однако, я так и не смогла оставить эту тему.

Отчасти проблема заключается в самом слове, значение которого вовсе не самоочевидно или универсально [6] Этот метод перекликается с методами Эрика Фонера, которые он описывает во введении к книге «История об американской свободе»: «Вместо того чтобы рассматривать свободу как устойчивую категорию или предзаданный концепт, я рассматриваю ее как „принципиально спорную концепцию“, которая по сути своей является предметом разногласий. Использование такой концепции автоматически предполагает непрерывный диалог с другими конкурирующими значениями». . Фактически, оно больше похоже на слово «Бог», в том смысле, что, когда мы его употребляем, мы никогда не можем быть уверены, что именно мы имеем в виду, и говорим ли мы об одном и том же. (Говорим ли мы о негативной свободе? Позитивной свободе? Анархистской свободе? Марксистской? Аболиционистской? Либертарианской? Свободе белых поселенцев? Или о деколонизирующей свободе? Неолиберальной? Или свободе сапатистов? О духовной свободе? И так далее.) Всё это привело меня к знаменитому высказыванию Людвига Витгенштейна: «Значение слова есть его употребление». Я вспомнила об этой формуле, когда увидела на территории университетского кампуса баннер с надписью «Остановитесь здесь, если хотите поговорить о свободе». «Эй, а я хочу!» – подумала я. Поэтому я остановилась и спросила белого молодого человека, вероятно, студента, о каком типе свободы он хочет поговорить. Он окинул меня взглядом с головы до ног, а затем медленно, немного угрожающе, немного неуверенно произнес: «Ну, как обычно, о старой доброй свободе ». И тут я заметила, что он продавал значки, разделенные на три группы: спасение нерожденных, оскорбление либералов и право на оружие.