Карл Уве Кнаусгор - Моя борьба. Книга четвертая. Юность

– Ты прочел мой рассказ? – спросил я.

Он кивнул. Я встал и чуть убавил громкость.

– Я сейчас перед выходом его прочел. Знаешь, Карл Уве, хороший у тебя рассказ получился.

– Думаешь?

– Да. Рассказано живо. Но больше мне сказать особо нечего – я не литератор и не писатель.

– А было что-то, что тебе больше всего понравилось?

Он покачал головой.

– Нет, ничего особенного. Там весь текст ровный и красивый. И гармонично все.

– Хорошо, – сказал я. – А как тебе финал? По сравнению с остальным текстом?

– Финал сильный.

– Я как раз так и хотел, понимаешь, – сказал я, – чтобы неожиданно получилось, вот это с отцом.

– Да, так и вышло.

Он наполнил свой бокал. Губы у Нильса Эрика уже покраснели от вина.

– А ты, кстати, читал «Битлз» [22] Роман норвежского писателя Ларса Соби Кристенсена (1984). ? – спросил он.

– Ясное дело, читал, – сказал я, – это мой любимый роман. Я и писать решил после того, как прочитал его. Его и еще «Белые негры» Амбьёрнсена.

– Я так и думал, – кивнул он.

– Правда? Что, похоже получилось?

– Ага, похоже.

– Прямо слишком похоже?

Он улыбнулся:

– Нет, не сказал бы. Но что именно они вдохновили тебя на то, чтобы написать этот рассказ, заметно.

– А про кровь как тебе? Примерно в середине, там, где все в настоящем времени?

– А я, по-моему, и не заметил.

– Вообще-то мне самому этот фрагмент больше всего нравится. Там про то, как он смотрит на Гордона и видит кровь, и артерии, и плоть, и жилы. И повествование получается такое насыщенное.

Нильс Эрик кивнул и улыбнулся.

А потом снова повисла тишина.

– Писать оказалось проще, чем я думал, – сказал я, – это мой первый рассказ. Раньше я статьи для газет писал и прочее такое. Поэтому я сюда и приехал – хотел попробовать книгу написать. Сел, начал – и все, ничего страшного. Никакой магии.

– Ясно, – ответил он, – ты и дальше собираешься этим заниматься?

– Да, я только в этом смысл и вижу. Хочу на каждых выходных по одному рассказу писать. Ты, кстати, читал Хемингуэя?

– Разумеется. Как же без него.

– Вот и у меня чуть похоже. Сразу к делу. Просто и ясно. И по существу.

– Да.

Я снова налил вина и выпил его.

– Ты не думал, как оно все было бы, если бы ты попал в другую школу? – спросил я.

– В смысле?

– Ну, ты же попал в Хофьорд совершенно случайно. Мог бы попасть еще куда-нибудь. А там бы и люди были другие, и события не такие, как здесь.

– И, самое главное, сейчас не мы, а двое других красавцев сидели тут, слушали вино и пили Криса Айзека. Или наоборот. Винили пилы и пилили винил. Нет, все переврал. Или перервал? Все шиворот навыворот! Нет, выворот за шиворот! Короче, полный винегрет! – Он расхохотался. – Выпьем, Карл Уве, – и спасибо судьбе за то, что тут сидишь именно ты, а не кто-нибудь еще!

Мы подняли бокалы.

– Хотя, будь тут еще кто-нибудь, я, пожалуй, и ему то же самое сказал бы, а?

В дверь позвонили.

– Это, похоже, Тур Эйнар. – Я встал.

Когда я открыл дверь, он стоял, повернувшись ко мне спиной, и оглядывал окрестности. Горные склоны окутывал сероватый августовский свет, казалось, совершенно иного происхождения, чем тот, что струился с неба, потому что небо было синее и блестящее, словно металл.

– Здоро́во! – сказал я.

Тур Эйнар нарочито медленно повернулся ко мне. Мол, вот он я, и времени у меня вагон.

– Привет, – сказал он, – можно к тебе?

– Естественно, заходи.

И он зашел, двигаясь с продуманной обстоятельностью, которую я отметил в нем в тот самый момент, когда с ним познакомился. И любое свое движение он сопровождал улыбкой. Он поднял руку и поздоровался с Нильсом Эриком.

– О чем перетираете? – спросил он.

Нильс Эрик улыбнулся.

– Перетираем про рыбу, – ответил он.

– Про рыбу и кисок, – сказал я.

– Соленая рыба и свежие киски или свежая рыба и соленые киски? – спросил он.

– А растолкуй-ка, в чем соль, – подыграл ему я.

– Растолкуй соль или растолки соль? Потому что это две большие разницы. Как и рыба с кисками. Впрочем, сходство имеется. И немалое.

– Растолкуй соль? – повторил я.

– От растолкуя слышу! – Он расхохотался и, подернув вверх брюки, уселся возле Нильса Эрика.

– Ну что? – спросил он. – Подвели итоги недели?

– Как раз подводим, ага, – ответил Нильс Эрик.

– Похоже, компания отличная складывается, – сказал Тур Эйнар.

– Ты про учителей? – спросил я.

– Ага, – ответил он. – Вообще-то я всех и раньше знал, кроме вас двоих.

– Но ты же не местный? – уточнил Нильс Эрик.

– У меня бабушка тут живет. Я сюда с детства приезжаю на лето и на Рождество.

– Ты же и в гимназии тут учился, да? – спросил я. – В Финнснесе?

Он кивнул.

– Ты не знаешь тут одну девчонку – ее Ирена зовут? – спросил я. – Из Хеллевики?

– Ирена, ага, – он расплылся в улыбке. – Не так хорошо, как хотелось бы. А что? Ты ее знаешь?

– Знаю – это сильно сказано, – сказал я, – но я ее в автобусе встретил, когда сюда ехал. Мне показалось, она ничего так.

– Вы с ней сегодня вечером увидитесь? Такой у тебя план?

Я пожал плечами.

– По крайней мере, она тоже прийти собиралась, – сказал я.

Когда мы спустя полчаса вышли из квартиры и двинулись вверх по холму, меня переполняла чистая радость, какую обычно приносит белое вино, – мысли наталкивались друг на дружку, словно пузырьки, а затем лопались, выпуская на волю спрятанный в них восторг.

Мы сидели у меня в квартире, думал я, замирая от восторга.

Мы – коллеги и постепенно становимся друзьями, думал я.

И я написал охрененно крутой рассказ.

Восторг, восторг, восторг.

И этот свет, тускловатый здесь, внизу, среди людей и людских предметов, словно бы сопровождаемый тонко отполированным мраком, который, растворяясь в свете, не одолевал и не вытеснял, а лишь слегка приглушал и смягчал его, такой сверкающе ясный и чистый там, в вышине.

Восторг.

А еще тишина. Шум моря, наши шаги по гравию, какие-то звуки откуда-то издалека – стук двери или оклик, и все это в коконе тишины, которая будто вырастала из земли и окутывала нас чем-то, что я хоть и не называл изначальным, но ощущал именно так, вспоминая тишину в Сёрбёвоге и летние ночи моего детства, тишину над фьордом у подножия огромной, полускрытой в тумане горы Лихестен. Эту же тишину я, захмелевший, ощущал и здесь, шагая в гору вместе с моими новыми друзьями, и хотя ни тишина, ни свет вокруг не были для меня главными, настроение они создавали.

Восторг.

Восемнадцать лет, иду на вечеринку.

– Вот там она живет, – Тур Эйнар показал на дом, мимо которого я проходил несколько дней назад.

– Большой дом, – сказал Нильс Эрик.

– Да, она с парнем живет, – добавил Тур Эйнар, – его зовут Видар, и он рыбак.

– А кем еще ему быть? – пробормотал я, остановившись возле двери и протянув руку к звонку.