Сьюзи Ян - Загадочная жизнь мисс Айви

Да, когда таким голосом говорил Гидеон, за этим чувствовалось восхищение и гордость за каждый предмет, а Роман как будто бы говорил о чем-то грязном и незаслуженном. Хотя должно было быть наоборот: ведь Гидеон родился в богатой семье и не делал ничего ни для того, чтобы жить в роскошном доме, ни чтобы получить хорошее образование или десять лет ходить к логопеду. Роман же – мать работала проституткой, а отец то ли сидел в румынской тюрьме, то ли вовсе уже умер – подрабатывал в местном супермаркете. Гидеон не сделал ничего, чтобы заслужить расположение Айви, а Роман дал ей сорок долларов. Такова цена ее невинности. Сорок американских долларов.

Она сунула окурок в полупустую банку из-под газировки. Стремление разрушать уже прошло. На смену ему пришло сожаление.

– Ты куда?

– Домой.

– Зайдешь как-нибудь?

– Не знаю.

Она спрыгнула на улицу из окна, хотя вполне могла выйти через дверь.

Проскользнув домой, Айви увидела, что Мэйфэн обжаривает мясо. Квартиру наполнял аромат чеснока и зеленого лука.

– Как дела в библиотеке?

– Хорошо, – ответила Айви. Она задержалась в дверном проеме: проницательной бабушке хватило бы одного взгляда, чтобы понять, что ее прежняя внучка исчезла навсегда. Часть ее даже хотела, чтобы это произошло. Но Мэйфэн лишь попросила ее помыть руки и снять «эту странную бейсболку».

В конце коридора виднелась полоска света из-под двери. Из комнаты родителей доносился приглушенный разговор, но из-за шума вентилятора невозможно было разобрать, что именно они обсуждали. Айви направилась прямиком в ванную.

Она не торопясь рассмотрела свое отражение и заметила, что ей очень идут распухшие губы. Но через пару мгновений снова нахлынуло отвращение, и, чувствуя себя полным ничтожеством, она ударила по зеркалу – однако, увидев собственный незамутненный, решительный взгляд, тут же испытала изумление и восторг. Кожа покрылась мурашками: она зашла даже дальше, чем изначально задумала.

Выйдя из душа, Айви услышала из гостиной звуки бейсбольного матча: родители вышли из спальни. Она ушла к себе в комнату и закрыла дверь, но вскоре услышала голос Остина. Он спрашивал у Нань, не вернулась ли Айви.

– Оставь сестру в покое. Ей нездоровится.

– Но утром она выглядела хорошо.

– Она больна изнутри.

Айви выглянула из комнаты и поманила брата к себе, прижав указательный палец к губам.

– Можешь зайти в мамину комнату и кое-что там найти? Я не знаю, где это лежит, поэтому придется покопаться в ее вещах.

– А что тебе нужно?

Она описала свой дневник – кожаный переплет, небольшая золотая застежка.

– Ты как-то видел меня с ним, помнишь?

Остин сказал, что все понял, и ринулся в спальню родителей. Айви легла на кровать, но ждать пришлось недолго.

– Он лежал на тумбочке, – похвастался брат, вручая ей дневник. – Даже не пришлось возиться.

В знак признательности она нежно подергала его за мочку уха и попросила поскорей уйти, чтобы мать не заметила их вместе. Оставшись одна, она взглянула на дневник, который когда-то считала самым ценным своим приобретением. Теперь это был лишний груз.

Айви разрезала корешок и вытряхнула все страницы на ковер. Одну за другой она разрезала их на полоски и высыпала в огромную пластмассовую миску, в которой Мэйфэн каждый день грела ноги перед сном. Затем налила туда горячей воды. Гора бумаги расплылась в серую кашу, напоминающую пюре из несвежего картофеля.

Настало время перемен. Старшая школа – новое и важное место. В сентябре она поднимет воротник рубашки, заплетет французскую косу с накрахмаленной лентой и попытает счастья в команде поддержки или лакроссе. В сентябре она перестанет красть. И общаться с Романом – теперь это все постыдный балласт, за который, помимо прочего, нужно еще и ответственность нести. Она очистит свою память от этих неприятных моментов, закроется от прошлого и даст себе обещание никогда о нем не вспоминать. Позже, в старших классах и колледже, она будет беззаботно следовать своим желаниям и оказываться на задних сиденьях автомобилей, внутри закрытых горок на детских площадках и в разнообразных съемных комнатах; она будет бесшумно заниматься сексом в присутствии соседок, повернувшихся к забрызганным пивом стенам и делающих вид, будто они спят. Все это время она будет повторять одну и ту же ложь, прямо противоположную тому, что когда-то сказала Роману: « Ты у меня первый. Я девственница, никогда этим не занималась». Ей будут верить: ведь она уже давно осознала, что правда не имеет никакого значения, – жить с этой мыслью было куда легче.

Отстоявшись, даже мутная вода становится прозрачной.

– Нам кажется, тебе стоит съездить к родственникам в Чунцин, – сказал Шэнь, когда вся семья собралась за обеденным столом.

Прошло четыре дня после дня рождения Гидеона. Синяк на лбу Айви приобрел бледно-зеленоватый оттенок, как у гниющего лайма. Заколов челку набок, она села напротив матери. Она никому не улыбалась и, кто бы с ней ни заговорил, смотрела собеседнику прямо в глаза и очень прямо держала спину. В каждом ее ответе сквозило чувство собственного достоинства; еду перед тем, как проглотить, она пережевывала по тридцать раз.

– Тетя Хон скучает по тебе, – продолжил отец, – и приглашает в гости. Отличная возможность вспомнить китайский и пообщаться с двоюродными братьями и сестрами. Моя кузина Суньжи хочет взять тебя в путешествие. Она очень образованна. Вы точно поладите. Можешь остаться там до конца летних каникул.

Айви успела сделать только двадцать три движения челюстями. На краю сознания замаячили первые панические мысли.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Самолет послезавтра, – вмешалась Нань.

– А я полечу? – спросил Остин.

– Нет.

– Так нечестно!

– Тебя-то не изгоняют, – заметила Айви.

– У нас нет столько денег, – ответила Нань.

Айви мало что помнила о Чунцине, но по бабушкиным рассказам представляла родину рассадником коммунистов и оплотом фермеров, грязных землянок и всеобщей травли. Когда они с Остином плохо себя вели, родители пугали их этим местом: «мы отправим тебя обратно в Китай», «ты и недели не продержишься с настоящими китайскими детьми».

Вечером накануне вылета Мэйфэн принесла внучке полотенце, вымоченное в горячей воде с сушеными травами. Это было ее универсальное средство от любых недугов – теплое полотенце на голову и грелку к ногам.

– Что с тобой? В последнее время ты сама на себя не похожа, – спросила она, укладывая полотенце Айви на лоб. Та продолжала молчать, хоть на мгновение и ощутила прилив необузданной радости: бабушка все-таки заметила, что что-то с ней было не так. – Хорошее лекарство не всегда приятно на вкус. Хватит разыгрывать драму. Мы не в театре. Я уже устала видеть твою кислую мину.