Джек Лондон - Лютый Зверь. Игра. Джон – Ячменное Зерно

– Чутье на удар! – рассмеялся старик. – И не притворяется, ей-богу! Он просто колдун. Чует удар не глядя, чувствует, откуда идет и куда метит; и быстроту, и дистанцию, и силу, и точность – все чувствует. Я его и не учил этому. Все сам, по вдохновению. У него это врожденное.

Раз, в клинче, Стюбнер двинул перчаткой в рот Пата-младшего, и тот ощутил какую-то злобу в этом прикосновении. Еще минута – и в новом клинче Сэм почувствовал перчатку Пата на своих губах. Удар был несильный, однако этот нажим, неторопливый, но упорный, заставил Сэма так откинуть голову, что все суставы затрещали, и на миг он подумал, что повредил себе шею. Он обмяк всем телом, опустил руки в знак того, что сдается, и с внезапным облегчением, шатаясь, отошел в сторону.

– Он… он молодчина! – пробормотал Сэм, задыхаясь; и хоть у него не хватало дыхания для слов, по лицу было видно, в каком он восхищении.

В глазах старика блеснули слезы торжества и гордости.

– Ну, а как, по-твоему, что он сделает, если какой-нибудь мерзавец вздумает подшутить над ним и пустит в ход запрещенные приемы?

– Он такого на месте уложит, будьте покойны, – сказал Стюбнер.

– Вряд ли! Слишком уж он хладнокровен. А проучить за грязные проделки – это он проучит!

– Что ж, давайте составим контракт! – предложил менеджер.

– Погоди, ты раньше узнай ему настоящую цену! – возразил Пат-старший. – Условия я поставлю нелегкие. Пойди поохоться с ним в горах, проверь его выдержку, дыхание. Тогда и подпишем по-настоящему, как говорится нерушимый договор.

Два дня провел Стюбнер на охоте и за эти дни увидел все, что сулил ему старик, и даже больше, и вернулся очень усталый и очень присмиревший. Стюбнер был человек бывалый, и его очень удивила полнейшая наивность юноши в житейских делах, хотя он отлично понял, что малый далеко не дурак. Правда, ум у него был совсем нетронутый, кругозор ограничен замкнутой жизнью в горах, но в нем чувствовалась врожденная проницательность и незаурядная смекалка.

Одно в нем было для Стюбнера загадкой: его потрясающее, непоколебимое спокойствие. Его ничем нельзя было разозлить, вывести из себя, – в нем жило какое-то первобытное неисчерпаемое терпение. Он ни разу не выругался даже теми бесцветными, невыразительными словечками, какими бранятся примерные мальчики.

– Захотел бы – выругался б, – объяснил он, когда Сэм стал его поддразнивать. – Только зачем мне ругаться? А понадобится – сумею!

Пат-старший попрощался с ними на пороге своей хижины:

– Скоро буду читать про тебя в газетах, Пат, сынок. Мне бы и самому хотелось поехать, да, пожалуй, я уж отсюда до конца жизни не выберусь.

Потом, отозвав менеджера в сторону, он надвинулся на него и сурово проговорил:

– Помни, что я тебе долбил не раз и не два. Малый он чистый, честный. Он даже не подозревает, сколько грязи в боксерском деле. Я все от него скрыл, понимаешь? Он и не знает, какие бывают сделки. Для него бокс – это отвага, романтика, путь к славе, – не зря я ему рассказывал о прежних героях ринга; и только одному богу известно, почему в нем все-таки не разгорелась настоящая страсть к боксу. Но ты пойми: я скрывал от него газетные сплетни о состязаниях, вырезал их тайком, а он думал, что я их берегу как память! Он не знает, что боксеры нарочно сговариваются, сдаются. Смотри же, не путай его в грязные делишки! Не вызови в нем отвращения. Для того я и включил пункт о недействительности договора: первое жульничество – и договор расторгается. Никаких полюбовных дележей, никаких тайных сговоров с кинооператорами насчет заранее намеченных дистанций и прочее. Денег у вас обоих будет куча. Только веди игру честно, не то все потеряешь! Понял?

– А ты всегда помни одно: что бы ни делал – берегись женщин, – наставительно сказал старик сыну, когда тот уже вскочил в седло и покорно придержал лошадь, чтобы выслушать отца. – В женщинах – грех и погибель, помни это! Но уж если найдешь ту самую, единственную и настоящую, держи ее крепче! Такая дороже славы, дороже денег. Только сначала проверь себя, а когда проверишь – не упускай ее! Хватай обеими руками и держи крепче! Держи, хоть бы тут конец света настал! Да, Пат, да, сынок, хорошая женщина – это… это… – ну, словом, хорошая женщина. Вот тебе мое первое и последнее слово!

По приезде в Сан-Франциско для Сэма Стюбнера начались беспокойные дни. И не то, чтобы Пат-младший злился или ворчал, как боялся его отец, – наоборот, он был удивительно приветлив и покладист. Но он тосковал по родным горам. И, конечно, в глубине души он был потрясен огромным городом, хотя даже в грохоте улиц умудрялся сохранять невозмутимое спокойствие краснокожего индейца.

– Я приехал сюда биться, – заявил он через неделю. – Где ваш Джим Хенфорд?

Стюбнер насмешливо свистнул.

– Да такой великий чемпион на тебя и не взглянет! «Сначала создай себе имя!» – вот что он скажет.

– Я могу его побить!

– Но публика-то этого не знает. Если бы ты его побил, ты стал бы чемпионом мира, а разве за одно состязание можно стать чемпионом?

– Мне можно.

– Да ведь публике это неизвестно, Пат. Никто не придет на твое выступление. А большой сбор, деньги дает только зритель, толпа. Вот почему ты для Джима Хенфорда пустое место. Какой ему смысл с тобой возиться? Кроме того, он сейчас выступает в обозрении – три тысячи в неделю, договор на полгода. Думаешь, он все бросит для встречи с человеком, о котором никто и слыхом не слыхал? Тебе сначала надо выступить, сделать себе имя. Надо начать с мелочи, с местных мазил, о которых никто ничего не знает, – таких, как Пузан-Коллинз, Летучий Голландец, Келли-Буян. Расправишься с ними – значит, подымешься на первую ступеньку. А потом уже взмоешь вверх, как воздушный шар.

– Так давайте этих трех, вот про которых вы сказали. В один вечер всех подряд. – Голос Пата звучал решительно. – Устраивайте-ка поскорее!

Стюбнер рассмеялся.

– Чего вы? Думаете, не справлюсь?

– Справиться ты справишься, – уверил его Стюбнер. – Но так дело не делается. Надо их выбить с ринга по очереди. Помни одно: бокс я знаю насквозь, и я твой менеджер. Тут нужна постепенность, подготовка, а я в таких делах дока. Если нам повезет, годика через два будешь чемпионом и богачом.

Пат грустно вздохнул, но тут же лицо его просветлело, и он сказал:

– И тогда можно будет все бросить и вернуться домой, к моему старику.

Стюбнер хотел возразить, но удержался. Хоть он и чудак, этот кандидат в чемпионы, однако Сэм был уверен, что, стоит мальчику достигнуть славы, он станет таким же, как и все его предшественники. Да и мало ли что будет через два года, а до тех пор надо было многое сделать.

Но когда Пат затосковал и начал бесцельно слоняться по комнатам или без конца читать стихи и романы, взятые из библиотеки, Стюбнер отправил его на дальнее ранчо, по ту сторону залива, под бдительный надзор Спайдера Уолша. Через неделю Спайдер сообщил по секрету, что «надзирать» за малым нечего. С утра до вечера он пропадает в горах, ловит форелей в речках, стреляет перепелов и зайцев и гоняется за тем самым знаменитым оленем-одиночкой, которого вот уже лет десять не мог взять ни один охотник; Спайдер толстел и жирел, а его питомец оставался в полной форме.